Том 25. Вождь окасов. Дикая кошка. Периколя. Профиль перуанского бандита

Антинагюэль приготовился отвечать, как вдруг один индеец прискакал во всю прыть и с изумительной ловкостью, которой отличаются только эти отличные наездники, в одно мгновение остановился перед вождями совершенно неподвижно, как бронзовая статуя. Запыхавшаяся лошадь, из ноздрей которой выходил густой пар и бока которой покрыты были белой пеной, доказывала, что он долго скакал во всю прыть. Антинагюэль смотрел на него с минуту и потом сказал:

— Сын мой Тегтег-Громобой сделал быструю поездку?

— Я исполнил приказания моего отца, — отвечал индеец.

При этих словах апо-ульмен из скромности хотел было отъехать в сторону; но Антинагюэль положил свою руку на его плечо, говоря:

— Черный Олень может остаться; разве он мне не друг?

— Я останусь, если отец мой этого желает, — кротко отвечал вождь.

— Пусть же он остается. Пусть сын мой говорит, — продолжал Антинагюэль, обращаясь к воину, все еще стоявшему неподвижно.

— Испанцы дерутся, — отвечал тот, — они вырыли топор и повернули его против своей собственной груди.

— О! — вскричал токи с притворным удивлением. — Сын мой ошибается, бледнолицые не ягуары, чтобы пожирать друг друга.

Говоря это, он обернулся к Черному Оленю и поглядел на него с улыбкой неизъяснимого выражения.

— Тег-тег не ошибается, — с важностью заметил Черный Олень, — глаза его видели хорошо: каменная деревня, которую бледнолицые называют Вальдивией, в эту минуту пылает жарче нежели вулкан Отаки, который служит убежищем Гекубу, духу зла.

— Хорошо, — холодно сказал токи, — сын мой видел хорошо; это воин очень храбрый в битве, но он точно также и благоразумен; он остался в стороне, чтобы радоваться, не стараясь узнать, кто одержит верх!

— Тег-тег благоразумен, но когда он смотрит, он хочет видеть; поэтому он знает все, отец мой может расспросить его.

— Хорошо, великий воин бледнолицых уехал отсюда, чтобы лететь на помощь к своим солдатам… Конечно, выгода осталась за ним?..

Индеец улыбнулся и не отвечал.

— Пусть брат мой говорит, — продолжал Антинагюэль, — его расспрашивает токи его народа.

— Тот, кого отец мой называет великим воином бледнолицых, теперь в плену у своих врагов; солдаты его рассеялись как зерна пшеницы, рассыпанные по долине.

— У сына моего лживый язык! — закричал Антинагюэль с притворным гневом. — Он говорит то, чего не может быть; неужели орел сделался добычею филина? У великого воина рука твердая как гром Пиллиана; ему ничто не сопротивляется.

— Эта могущественная рука не могла спасти его; орел в плену; он был захвачен хитрыми лисицами; он попал вероломно побежденный в сети, которые были раскинуты под его ногами.

— Но его солдаты? Великий токи белых имел многочисленную армию.

— Я уже говорил моему отцу, что вождь в плену и что Гекубу поразил солдат ужасом: они пали под ударами врагов.

— Вожди, победители, вероятно преследуют их?

— К чему? Бледнолицые трусливые бабы: как только враги их расплачутся и попросят пощады, они прощают.

При этом известии токи не мог удержаться от движения нетерпения, которое впрочем тотчас обуздал.

— Братья не должны быть неумолимы, — сказал он, — когда они поднимают топор друг против друга, они могут невольно ранить кого-либо из своих друзей. Бледнолицые воины хорошо сделали.

Индеец поклонился в знак согласия.

— Что теперь делают бледнолицые воины? — продолжал начальник.

— Они собрались на совет.

— Хорошо, это мудрые люди, — заметил Антинагюэль с любезной улыбкой. — Я доволен моим сыном; это воин столь же ловкий, сколько и храбрый; он может удалиться, чтобы вкусить покой, который ему необходим после такой продолжительной поездки.

— Тег-тег не устал, жизнь его принадлежит моему отцу, — отвечал воин, кланяясь, — он может располагать ею по своей воле.

— Антинагюэль вспомнит о своем сыне, — сказал токи, движением руки отпуская его.

Индеец почтительно поклонился своему начальнику, повернул лошадь, приподнял ее с земли огромным прыжком и удалился. Токи следовал за ним с минуту рассеянным взором и, обратившись к апо-ульмену, спросил:

— Что думает брат мой о том, что сказал этот человек?

— Отец мой самый мудрый из токи нашего народа, самый уважаемый вождь ароканских племен; Пиллиан вдохновит его ум словами, которые выйдут на его уста и которые мы будем слушать с уважением, — уклончиво отвечал Черный Олень, который боялся компрометировать слишком откровенным ответом.

— Брат мой прав, — произнес токи с гордым видом, — у меня есть моя нимфа.

Апо-ульмен поклонился с убежденным видом. Здесь мы должны заметить читателю, что в ароканской мифологии, кроме бесчисленного множества богов и богинь, есть нимфы, исполняющие возле людей обязанность домашних гениев. Между ароканами нет ни одного знаменитого вождя, который не тщеславился бы тем, что у него есть нимфа. Поэтому слова Антинагюэля внушили Черному Оленю большое к нему уважение. Апо-ульмен тайно льстил себя мыслью, что и у него также есть своя нимфа, но не смел громко утверждать этого.

В эту минуту раздались громкие звуки ароканских труб и грохот их барабанов. Они звали вождя на совет.

— Что сделает отец мой? — спросил апо-ульмен.