Том 3. Ангел Западного окна

А так как я все еще колебался, не морочит ли меня в самом деле сатанинская прелесть, то вчера, в отсутствие Гарднера, принялся заклинать духов во имя Отца и Сына и Святого Духа явиться мне и сказать, какими сведениями располагают они о некоем Бартлете Грине и не водят ли с ним дружбу, находя его достойным своего товарищества.

В воздухе раздался странный свистящий смех, который меня вначале озадачил, однако потом духи с шумом великим стали проявлять недовольство моей подозрительностью, жуткие, как по металлу скрежещущие голоса, исходя от стен, пола и потолка, повелевали мне избегать отныне какого-либо общения с этим нечестивым посланцем Исаис Черной; позднее, в присутствии моих старых друзей Гарри Прайса и Эдмонда Талбота, они в знак всеведения своего сообщили мне тайну, которая была известна лишь мне одному и которую я скрывал даже от моей жены Яны. В заключение они запретили мне питать какое-либо подозрение касаемо обитателей иного мира и сказали, что мои мерзостные шашни с Бартлетом Грином могут быть искуплены лишь полным и бесповоротным отказом от всего, связанного с этим исчадием ада, и прежде всего от того угольного кристалла или магического зеркала, который он мне подарил в Тауэре и который я должен был в знак раскаяния собственноручно предать огню во имя Господне.

Это был мой настоящий триумф над Гарднером. Лаборант лишь угрюмо молчал, когда я рассказывал ему, что повелели мне духи. Так и не проронил ни слова, но мне это было безразлично, ибо в душе я уже отказался от него. А сегодня с утра, исполняя принесенную клятву порвать со всем, что могло напоминать Бартлета Грина или быть связанным с ним, я извлек из тайника угольный кристалл и на глазах Гарднера сжег его на сильном огне. К моему немалому удивлению, лаборант и бровью не повел —задумчиво, с серьезной миной наблюдал, как отшлифованный уголек ярко вспыхнул зеленым пламенем и бездымно сгорел, не оставив после себя ни малейшего следа шлака или пепла.

Уже на следующую ночь явилась мне издевательски ухмыляющаяся физиономия Бартлета Грина; думаю, своей ухмылкой он пытался скрыть ту ярость, которая бушевала в нем, ведь я сжег его угольное зеркало. Потом он стал медленно исчезать в клубах зеленого дыма, который настолько исказил его черты, что мне на мгновение привиделся совсем другой, незнакомый человек: волосы так плотно прилегали к ушам, что казалось, будто у него их и вовсе нет. Но все это, должно быть, мое воображение... Потом мне опять приснилось Глэдхиллское древо, которое изрекло: