Том 3. Ангел Западного окна

Он замолчал, и я снова почувствовал, как гнетущая неловкость стала сгущаться над нашими головами; я собрался с силами, хотя удалось мне это не без труда, и попытался стряхнуть с себя этот гнет, принявшись рассказывать о моей работе над наследством Джона Роджера. Я говорил все более раскованно и откровенно, мне очень помогало то, с каким вниманием слушал Гертнер. От него исходило какое-то непоколебимое спокойствие отрешенности, но по мере того, как я рассказывал, во мне крепло чувство, что в случае необходимости он всегда готов прийти на помощь. Когда я закончил, он вдруг поднял глаза и прямо спросил:

— Итак, временами тебе кажется, что твоей работой летописца или, если угодно, твоей литераторской деятельностью довлеет какой-то тяжкий морок, грозящий навеки приковать тебя к мертвому прошлому?

Мне вдруг страстно захотелось открыть ему душу, и я рассказал все, что выстрадал и пережил с тех пор, как мне в руки попало наследство от Джона Роджера; все, начиная со сна Бафомета... Не забыл ничего.

— Пропади оно пропадом, это наследство, лучше бы мне его никогда не видеть! — воскликнул я в заключение моей исповеди. — Ничего бы меня сейчас не беспокоило, даже пресловутое писательское честолюбие — уж можешь мне поверить! — я быохотно принес в жертву душевному спокойствию.

Посмеиваясь, мой гость взглянул на меня сквозь клубы табачного дыма; на мгновение мне померещилось, что его лицо стало зыбким и неверным, как туманная дымка, готовая вот-вот раствориться.

Мою грудь словно обручем стянуло: неужели мой друг сейчас меня покинет; мысль была настолько невыносима, что я невольно протянул к нему руки... Гертнер, наверное, это заметил, и, пока рассеивался табачный дым, я слышал, как он засмеялся и сказал:

— Благодарю за искренность! Но разве я так докучаю тебе моим визитом, что тебе уже не терпится отделаться от меня? Ты же понимаешь: едва ли я сидел бы здесь, у тебя, если бы твой кузен Джон Роджер... сохранил наследство.

Я так и подскочил:

— Тебе известно что-то еще о Джоне Роджере! Ты знаешь, как он умер?

   — Успокойся, — последовало в ответ, — он умер так, как должно.

   — Он умер из-за этого проклятого наследства Джона Ди?!

   — Во всяком случае, не так, как ты, по всей видимости, полагаешь. Кроме того, на наследстве Джона Ди нет никакого проклятья.

   — Почему же он тогда не завершил эту работу — эту бессмысленную, никому не нужную работу, которая теперь тяжким бременем легла на мои плечи?..

   — И которую ты сам, мой друг, добровольно взвалил на себя! Ибо: сожги или сохрани, не так ли?!

Этому человеку, сидящему передо мной в кресле, известно все, абсолютно все!

   — Я не сжег, — сказал я.

   — Но был близок к этому! — Он читал мои мысли.

   — А почему Джон Роджер его не сохранил? — спросил я тихо.

   — Видимо, как исполнитель завещания он оказался несостоятельным.

Настырное упрямство, подобно лихорадке, овладело мной:

   — Но отчего?

   — Он умер.

Я вздрогнул от ужаса, так как уже догадался, почему умер мой кузен: его убила Исаис Черная!

Гертнер отложил сигару и перегнулся к письменному столу. Небрежно поворошив лежащие там кипы бумаг, он как бы случайно извлек какой-то лист, который до сих пор по неизвестной причине не попадался мне на глаза — быть может, был спрятан в переплете дневника Джона Ди или где-нибудь еще... Заинтригованный, я придвинулся поближе.

— Знакомо тебе это? Похоже, что нет! — сказал Гертнер и, пробежав глазами текст, передал мне.

Я покачал головой и погрузился в чтение — знакомый твердый почерк моего кузена Роджера...

Давно уже подозревал, что так оно и будет! Еще в самом начале, когда только приступил к работе над кошмарным наследством нашего предка Джона Ди, я уже ждал «этого». Судя по всему, я не первый, кто сталкивается с «этим». Я, Роджер Глэдхилл, наследник герба, являюсь одним из звеньев цепи, которую создал мой предок. Я причастен, причастен совершенно конкретно, ко всем этим вещам, отмеченным печатью дьявола, которые мне пришлось потревожить... Наследство не умерло!.. Вчера «она» впервые посетила меня. Невероятно гибка и ослепительно прекрасна, от ее туалетов