Нет ничего проще ответить на этот вопрос, если внимательно перелистать дневник Джона Ди: Маске — это злой демон отрядов восставших простолюдинов-реформаторов, которые называли себя «ревенхедами»; он был посланцем нечестивого главы ревенхедов, осквернителя могил, бессмертного убийцы-поджигателя
Бартлета Грина, сына Исаис, Красной Бороды в кожаном колете, которого я только вчера видел у себя за письменным столом! Итак, с ним по-прежнему необходимо считаться, с этим Бартлетом Грином, заклятым врагом и искусителем Джона Ди, который отныне переходит ко мне по наследству и становится моим врагом! Он, и только он, через Липотина подсунул мне это зеленое зеркало!..
Но я сумею оградить себя от тех опасных флюидов, которые исходят из этого магического стекла; странно лишь то, что первым из зеркала появился Теодор Гертнер. Ведь он пришел как друг, чтобы предупредить об опасности! Выходит, я и в нем должен теперь сомневаться? Что же это за силы, которые так стремятся сбить меня с толку?!
Положиться не на кого, все против меня, я один на этом остром, как лезвие ножа, горном хребте сознания, и по обеим сторонам — зияющие бездны безумия, которые, стоит мне сделать лишь один неверный шаг, поглотят меня навеки!
Все глубже погружаться в тайны наследства Ди, которые, как выяснилось, имеют ко мне самое непосредственное отношение, постигать их темный смысл, каким-то загадочным образом стимулирующий меня, поистине становится моей насущной потребностью. Вот и сейчас она с новой силой овладевает мной. Я чувствую, как эта опасная любознательность перерастает в настоящую одержимость, противопоставить которой мне фатально нечего. И пока этот роковой аспект не будет разрешен, покоя мне не видать; я должен мою жизненную влагу смешать с грунтовыми водами древнего рода, подземный ток которых стремится ко мне как к магниту, бьет ключом у меня из-под ног и требует своей доли...
В общем, придется принимать меры...
Госпожа Фромм получила строгий наказ в ближайшие дни любыми средствами избавить меня от визитов. Друзей я не жду: у одинокого друзей нет. А остальные... гости? Всем существом своим ощущаю их близость, чувствую, как они толпятся у моего порога! Но мои двери для них закрыты! Слава Богу, мне известно, чего они от меня хотят.
Я подробно проинструктировал госпожу Фромм и снабдил исчерпывающими описаниями: господин Липотин, такой-то и такой наружности, — не принимать; дама, назваться может любым именем, например: «княгиня Шотокалунгина», — не принимать!
Когда я описывал внешность княгини, мне бросилось в глаза следующее: мою весьма робкую и невероятно скромную экономку
вдруг стало трясти как в лихорадке, а ноздри ее миленького миниатюрного носика затрепетали, словно она уже сейчас реально почуяла приближение нежелательной гостьи. Педантично подчеркнув каждое слово, она уверила меня, что строжайшим образом исполнит все мои указания; отныне она будет начеку и сумеет твердо и решительно отразить любого самого назойливого визитера.
Такое необычное рвение заставило меня поблагодарить ее и приглядеться к моей новой помощнице повнимательнее. Была она среднего роста, скорее по-детски грациозна, чем женственна; тем не менее в глазах и во всем существе присутствовало нечто, мешающее назвать ее внешность инфантильной или даже моложавой. Взгляд был мудр, как у человека, прожившего долгую и трудную жизнь, подернут странной поволокой и витал где-то далеко, очень далеко... Такое впечатление, словно он постоянно убегал от себя самого или от того, на что в данный момент был направлен.
И тут ко мне вернулось смутное ощущение вчерашнего вечера, когда я впервые с такой болезненной остротой почувствовал свою беспомощность и одиночество среди всех этих потусторонних влияний и зловещих ревенантов, подобных призрачному Бартлету Грину... Стоило мне только подумать о нем, как я сразу ощутил его пугающе близкое присутствие, и подозрение укололо меня: а эта госпожа Фромм не из тех же масок? Что, если какой-то призрак перевоплотился в эту молодую женщину, чтобы под видом экономки внедриться в мой дом?
Возможно, мой долгий и пристальный взгляд был слишком суровым испытанием для женской скромности: госпожа Фромм густо покраснела и нервно поежилась. На меня она смотрела с таким испуганным выражением, что мне, когда я представил примерный ход ее мыслей, стало стыдно. Отбросив глупые подозрения, я постарался как можно быстрее сгладить невыгодное впечатление — с несколько театральной рассеянностью провел рукой по волосам и забормотал что-то не очень членораздельное о нехватке времени, о вынужденном затворничестве, еще раз умолял ее войти в мое положение и оградить от нежелательных помех.
Глядя куда-то мимо, она монотонно, без всякого выражения пробормотала:
— Да, конечно. Ради этого я и явилась.
Этот ответ насторожил меня: вновь такое чувство, словно тут кроются какие-то «связи». Невольно я спросил резче, чем мне бы хотелось:
— Вы устроились ко мне с каким-то намерением? Вам что-нибудь известно обо мне?
Она едва заметно качнула головой: