Том 3. Бабы и дамы. Мифы жизни

Меня всю перевернуло в несколько минут. Я уже не волновалась, не рыдала, не малодушничала. Я холодно сознавала, что я – вся в грязи, это доходило до физической галлюцинации липких потоков, льющихся по телу, от которых хотелось дрожать, ежиться, и казалось, что от них ни укрыться, ни отмыться. Я уже никого не ненавидела, ни на кого не жаловалась, да ни о ком и не думала. И ни о чем, кроме одного слова:

– Грязь… грязь… грязь…

Приехал Кроссов. Как он полюбил меня – милый юноша! Я слушала его восторженную болтовню – болтовню влюбленного, у которого спутанная мысль и язык беспорядочно прыгают с предмета на предмет, точно обезьяна вперегонку с попугаем… Я улыбалась, я отвечала на вопросы и, кажется, впопад, я не казалась странною… А между тем в голову ко мне не заходила ни одна мысль, кроме все той же, одной, стучащей, как широкий маятник дедовских часов:

– Грязь… грязь… грязь…

По отъезде Кроссова я подумала:

– Неужели я буду настолько подла, что выйду за порядочного, честного молодого человека опозоренная, с чужим ребенком? За что?

Воспоминание о давешней встрече с женою Петрова встало предо мною…

– Грязь, грязь, грязь!..

Так прожила я два дня, бессонная и бессмысленная, в закостенелом самоотвращении. А на третий день, ввечеру, я приказала Тане приготовить мне горячую ванну, и когда после нее осталась одна в своей комнате, то встала на подоконник, отворила форточку и целых полчаса стояла, подставляя разгоряченную голую шею под ветер и гнилую мзгу петербургской ночи.

Потом я села к столу и написала эту рукопись.

А теперь я, даст Бог, буду умирать. И я ни на кого не сержусь, но и… никого мне не жаль… а себя всех меньше!..

1895

Семейство Ченчи *

Дело было доверено мне при следующих обстоятельствах. Является ко мне прилично одетая, средних лет дама, заплаканная, со следами еще недавней красоты:

– Мне надо говорить с вами.

– Что угодно?

Мнется. Потом:

– А у вас есть три свободных часа, чтобы меня выслушать?

– Три часа?!

Признаюсь, я пришел в ужас: дама, собирающаяся говорить три часа без умолка!

– Я знаю, что это очень долго, но, право, дело мое стоит того, чтобы его прослушать. А я не умею рассказывать иначе как с самого начала. Уже потерпите…

– Хорошо-с…

– К тому же – меня к вам направил граф Лев Николаевич Толстой…

Это меняло дело. Я весь превратился во внимание и вот что услышал.