Том 3. Бабы и дамы. Мифы жизни

Произошла страшная сцена… Один из братьев пришел на крик… И такова сила традиционной боязни «не пущать на дом марали», что несчастная женщина, в эту ужасную минуту, напустилась на своего же защитника:

– Зачем ты суешься между мужем и женою? Столкуемся и сами…

– Помилуй: ты можешь умереть от его безобразия.

– Это мое дело.

Последовала болезнь, жестокая и долгая, как все женские болезни, изнурительная и ведущая за собою целый круг нервных расстройств, малокровия и других недомоганий. Пошли лекарства, доктора, скитания по медицинским звездам всех величин… Клейн, Шервинский, Остроумов, поездка в Крым, житье в санаторной колонии Ограновича… Кажется, за это время доверительница моя сама немножко отстала от детей и, как говорится, запустила их…

Отношения мужа к жениной семье, к тестю и шурьям были нехороши. Свой магазин он прикрыл во время торговой заминки и, продав его тестю, сам пошел к нему же в приказчики, на трехтысячное жалованье. Сделка была выгодная, но зять считал себя обиженным и в особенности тем, что тесть потребовал уплаты по векселю десяти тысяч, данных им на открытие магазина.

– Папаша, как вам не стыдно в самом деле? – набросилась на старика и дочь.

– Не хочешь ли хоть сейчас получить от меня эти деньги?

– Зачем же вы их с нас требовали?

– Затем, чтобы, когда муж тебя бросит, ты имела свой кусок хлеба.

Лечилась моя доверительница и в Крым съездила на счет отца. Муж не дал ни копейки.

Дома продолжалось все то же: глупая скупость и бесчеловечное битье смертным боем жены, детей, прислуги. Иногда на безобразника находили как будто минуты просветления и он смирялся пред женою, каялся, что и сам не знает, как это вскипает в нем сердце, затихал немножко, а затем устраивал скандал, горший прежнего… Надо заметить, что мы имеем дело не только не с пьяницею, но даже с вовсе непьющим человеком.

Все это были, однако, цветочки – ягодки ждали впереди.

Распространяться далее о подробностях этого семейного ада – трудная по своей щекотливости тема. Достаточно назвать ее последнюю, заключительную точку: супруг окончательно разнуздался и, после психопатической скупости и жестокости, впал в психопатический разврат – окружный суд увидел его обвиняемым в попытках к развращению своей старшей дочери.

Глухая мирская молва обличает гораздо больше половых преступлений, совершающихся в мирных, по-видимому, недрах буржуазных семейств, чем доходит их до света правосудия; а горький опыт убеждает в том, что мирская молва в данном случае редко сплетничает попусту, видя дым там, где нет огня. Укрывателями преступлений являются обыкновенно те самые лица, которые больше всего от них терпят, т. е. семья преступника. Мотивы укрывательства – стыд, что такая гнусная «мораль» падет на дом; жалость выдать тюрьме и каторге близкого, родного человека, с кем сживались многими и многими годами, кого привыкли уважать и бояться, кому привыкли повиноваться, человека одного имени и одной крови; наконец, – и весьма часто, – панический страх, внушаемый семье самим преступником, деяния которого так необычны и ужасны, что семья теряется, с кем она имеет дело – с безудержным ли в разврате деспотом или просто с сумасшедшим. Запуганные семьи терпят безобразия своих психопатов, не вынося сора из избы, предпочитая терпеть стыд и позор действительный, но тайный, стыду ложному, но открытому – стыду гласной обороны против постыдных посягательств ошалелого эротомана. Грубый и нескладный по форме, но меткий анализ такого скрытого в семье полового преступления дал А. Ф. Писемский в драме «Бывые соколы».

Все указанные мотивы и соображения имелись налицо и в настоящем случае. Жертвы распущенного психопата ограничивались пассивным сопротивлением, заботясь лишь об одном, чтобы намерения его не переходили в действия. Но расходившегося скота было мудрено унять. Он зверел со дня на день все больше и больше: бил семейных походя и довел свою наглость до того, что мать, не в силах далее защищать свою дочь, удалила ее сперва к родным, а потом в закрытое учебное заведение, наперекор воле нежного родителя, который в отмщение за отпор, оказанный ему честною девочкой, решил не давать дочери никакого образования: коли она была мне непокорна, пусть будет не барышнею, но прачкою!

Семейный совет, обезопасив девочку, решил приняться за безобразника всерьез и, на первых порах, будучи не в силах уговорить мою доверительницу поднять руку на мужа, т. е. действовать уголовным порядком, попробовал домашние респрессалии. В последнее время психопат манкировал службою в магазине, хотя она была единственным источником его доходов. Ему фиктивно отказали.

– Наплевать!

Равнодушие это скоро объяснилось: скупясь в грошах для жены и детей, чуть не моря семью с голода, нежный супруг и родитель накопил на собственные удовольствия капиталец в 40.000 рублей да прибрал к рукам лучшие женины вещи.

Супруги разъехались. Через несколько дней муж требует, чтобы жена уступила ему младшего сына, ее любимца.

– Ни за что.