Том 3. Гражданская лирика и поэмы

Осень тридцать пятого
солнце в тучах спрятала.
Лужи в Мариуполе
от галош захлюпали.
Ветер
         рвется издали
к глинистым окраинам.
Море — сине-сизое,
будто сталь с окалиной.
Дождик на строения
льется
            мелко сеянный,
а вот настроение
вовсе не осеннее.

В Сартане на улицах

листья лип балуются,
долетают до неба
в переулке Доменном,
мчатся мимо домика,
где сидят хозяева —
сам Макар и тоненькая
Марфушка Мазаева.

Чем, какою жаждою

сердце взбудоражено?
Новостью какой оно
обеспокоено?
Ничего не молвит он,
только сердце молотом
бьет,
          сверлом вгрызается,
завистью терзается.

Завистью?

                  Вот именно!
Что не здесь, а около,
на «Центральной-Ирмино»,
началось, загрохало!
Был бы там —
                      увидел бы,
как, куски откалывая,
сто две тонны вырубил
молоток
             Стаханова!
Сто две тонны! Здорово!

Гром!

             Рекорд Бусыгина.
Так что жажды нового
много стало, видимо!

Будто спичка к хворосту,

к сердцу
              эти новости.
Мчится с новой скоростью
поезд
         кривоносовский.

Гром!

         Страну обрадовали
обе Виноградовы…
Дальше, в завтра, в будущее
кличут эти новости!

Лишь у печек

                    тут — еще
годы девяностые…

Что ж Макар придумал?