Том 3. Гражданская лирика и поэмы

Вижу я,
              как будто
карта на стене:
реки,
         горы,
                     бухты,
те, что есть в стране.

Села и станицы,

полевая тишь.
Города,
             столицы
с тысячами крыш.

В трех районах карты

рельс густая сеть.
Уголки, квадраты —
медь,
         железо,
                     нефть.

А кружки в просторах

карты на стене —
города,
             которых
нет еще в стране.

Чертежи — в конторах.

Домен ждет руда.
И шлет ЦК
                 парторгов
в эти города.

Карта! Контур жизни

завтрашней — вчерне,
и вот
          Орджоникидзе
подошел к стене.

Тронул выключатель,

верхний свет зажег.
И поправил кстати
у Баку флажок.

Керчь с заботой тронул

человек,
            о ком
говорят:
             «С мильоном
он людей
              знаком».

Смотрит, улыбаясь

в сталь своих усов:
Ейск,
        Коса Кривая,
Таганрог,
                 Азов…

Плавни,

            край озерный,
сельдь вдоль берегов…
И взгляд на кубик черный
перевел Серго.

Против ейских плавней

кубик этот вот —
славный
               стародавний
сталевар-завод.

Важный, стариковский,

по годам и честь…
Но какой таковский
там парнишка есть?

Озорной, упорный,

комсомольский нрав.
А говорят:
               «Не в норме».
А говорят:
              «Не прав».

Требует, тревожит,

синеглаз, вихраст.
А про него:
              «Не сможет».
А про него:
               «Не даст».

 Он:

        «Утроить можно!»
Непокорен. Смел.
Но инженер:
               «А мощность?»
Мастер:
              «А предел?»

Он:

        «С пределов слазьте!»
И — как печь в огне,
кубик в южной части
карты на стене.

И нельзя той карты

от Серго закрыть: —
Наши кадры —
                           клады,
только знай, где рыть!

Что у вас в газете

сводки, то и знай?
А слышали: на свете
есть такой —
                         Мазай?

Ин-те-рес-ный случай.

Не слыхали? Жаль.
А посмотрели б лучше,
как он варит сталь.

Очень смелый малый.

Двадцать пять годов.
Поездом?
               Пожалуй…
Но… самолет готов!

И винт запущен!

                       Катит!
Под кабиной — луг.
И спешит по карте
тень крыла на юг.

Рев мотора…

                    Скоро
южные края.
Нас два репортера,
консультант
                   и я.

Тучи к нам — буграми,

как обвалы с гор.
Ночью телеграммой
поднял нас Серго,

Все узнал как будто,

глядя на металл,
на рассвете утром
сам в цеху стоял.

Дни эпохи плавя,

много раз Серго
сам смотрел на пламя
в синее стекло.

И в приливах сизых,

чуть не жгущих бровь,
глаз Орджоникидзе
видел нашу новь.

Люди шли на вахту,

молот падал вниз,
диаграммы,
                        факты,
люди,
        цифры,
                      жизнь —

все

       вставало рядом
в мысль большевика,
чтобы стать докладом
Пленуму ЦК.

…Небо — синий купол.

На оконцах лед.
Курс на Мариуполь
держит самолет.

Родина