Том 3. Non-fiction

ИК: Обратите внимание, что в словосочетании «теория заговоров» уже практически заложен ответ. Никто не говорит «гипотеза заговоров», таким образом, речь идет о работающей модели, а не о модели, требующей экспериментальной проверки. О теории заговоров принято говорить с презрением, а, например, о теории всемирного тяготения — нет. На самом деле все просто: со времен Древнего Рима работает формула «cui prodest?» — «кому выгодно?» Все, что происходит в мире, кому-то выгодно, надо постараться понять — кому. Всегда наряду с явными действовали и тайные силы. Говорить, что они ответственны за все, что происходит, нелепо. Иногда они сами до конца не просчитывают последствий, поэтому их действия наносят вред им самим. Я не сторонник теории некоего всеохватного и непобедимого заговора тайных сил, но совершенно отчетливо вижу, что в мире действуют группы людей, интересы которых направлены против большинства населения земного шара. У них достаточно власти и денег, чтобы из-за кулис воздействовать на развитие событий. Кто, находясь в здравом уме, может это отрицать?

СШ: Как с этими группами можно бороться?

ИК: На силу можно отвечать только силой. Не обязательно физической, это может быть сила знания. Я не берусь предсказать, как она сработает, но я добился неплохих результатов именно там, где руководствовался знанием, а не шел напролом.

СШ: В ваших речах сквозит неподдельный оптимизм: много планов, все впереди, как будто нет уходящих лет?

ИК: Без этой веры жизнь превращается в неуклонное движение под гору. Если ты этого движения не видишь, то его и нет. Телу не прикажешь, оно изменяется, но в этом можно найти свое удовольствие. Телесное старение спасает от большой суеты, которой человек страдает в молодости.

«Независимая газета», 14 февраля 2003 г.

Веб-интервью

Вопрос: Интересно было бы узнать Ваше личное мнение о романе Ника Кейва «И узре ослица Ангела Божьего», который Вы переводили. (Автор: Светка; город: Ебург.)

Ответ: Мне очень нравится эта книга, иначе бы я за нее не взялся. Я считаю, что в странах английского языка этот роман остался несколько недооцененным, поскольку не лежит в русле ни одной модной школы.

Вопрос: Илья, видишь ли ты перспективу нового левого культурного (литература, музыка, публицистика) прорыва в нашей стране? Есть ли шанс для левой интеллигенции обрести существенное влияние на общественное мнение? (Автор:?)

Ответ: Я думаю, что шанс для прорыва всегда есть, хотя само слово «левое» сейчас известный анахронизм. Скорее можно говорить о «постгуманистическом» прорыве, поскольку речь идет о союзе сил, не разделяющих либерально-гуманистический проект. Этот прорыв неизбежен, потому что противник считает себя всесильным и, соответственно, обречен совершать грубейшие ошибки.

Вопрос: Вспоминая тебя в бытность пребывания в ИЭХ, ИХ УНЦ, убеждаюсь, что постарел ты только внешне. Это радует. (Бобров Максим, Екатеринбург.)

Ответ: Спасибо.

Вопрос: Почему поэты в России так плохо кончают? (Максим, 29 лет.)

Ответ: Люди вообще все плохо кончают, не только поэты. Поэты просто успевают об этом спеть.

Вопрос: Когда Вы переводите с русского на другой язык, что для Вас более важно: ритм, рифма, суть (мысль) того, что заложено в стихотворении? Может ли перевод быть белым стихом?

Что бы Вы ответили человеку, который сказал бы Вам, что «твои стихи слишком откровенные, так нельзя…»?

Когда Вы переводите кого-то, спрашиваете ли Вы разрешения у автора? А если его уже давно нет в живых? О легальности переводов, пожалуйста, поподробнее… (Автор: «Что в имени тебе моем?»)

Ответ: 1) Я не умею переводить стихи вообще и почти никогда за это не берусь. 2) А что ему можно ответить? 3) Естественно. Без этого перевод просто не удастся опубликовать. У покойников, разумеется, спросить не удается, но у покойников есть литагенты…

Вопрос: Мне кажется, трэш это все и муть — вся эта макулатура для тинейджеров «Аллах любит Америку» или не любит. Для меня это пахнет обычным маркетингом — издание таких книг. В этом нет ничего плохого, но тут больше зарабатывания денег, чем культуры: книжный рынок гораздо динамичнее и интереснее, чем рынок звукозаписи и «форматы» в нем не менее жесткие, чем на музыкальных радиостанциях. Вы решили разрабатывать «формат» молодежной радикальной прозы: этакое модное чтиво для студентов и маргиналов. Там тоже есть свои «чесовые» брэнды: Сорокин, Мураками, Коэльо — тиражи от продажи их книг больше тиражей продажи альбомов «Танцев минус» (итить их богу душу), а по качеству — такая же пена.