Том 3. Письма и дневники

Надеюсь, милая маменька, что на вас не нашло беспокойство оттого, что письма от меня пришли не так скоро, как мы предполагали, и что вам в Люблино сообщили известия обо мне от Ивана, который писал на другой день после моего приезда в Долбино, когда я был в Петрищеве. Мое путешествие продолжалось долее, нежели я предполагал, и до сих пор мне почти не было возможности писать к вам. Я ехал долее, нежели предполагал, потому, что в Калуге провел целый день от пришедшей мне в голову глупости: я вспомнил, что там можно достать за дешевую цену пистолетную цель с выскакивающим флагом, и вздумалось купить мне эту игрушку для деревни, а так как в ней нужно было кой-что поправить, а мастер поправлял не так скоро, как обещал, то я протянулся за этим весь день. В Козельске заезжал к Воейкову, но не застал его дома: мне сказали, что он уехал в Белев; таким образом и должен я был отправить на почту Таньку через станционного смотрителя, теперь она уж, верно, дошла до места своего назначения; письмо я послал ваше. В Долбино я приехал в воскресенье (5-е) часов в пять после обеда, и меня встретили там с известием, что Иван только часа два тому назад уехал в Петрищево. На другой день рано поутру (то есть в понедельник) я отправился туда, надеясь застать брата еще там, однако частью от мерзкой дороги, частью от неисправных лошадей ехал долее обыкновенного, а, когда приехал, мне опять сказали, что, дескать, Иван Васильевич и Алексей Андреевич только что уехали: Иван Васильевич в Долбино на Белев, а Алексей Андреевич на охоту и скоро воротится. Воейков тоже уехал. Таким образом я и решился остаться этот день в Петрищеве у Алексея Андреевича (который через два часа воротился), а на другой день пораньше ехать опять в Долбино, потому что мне не хотелось продолжать путь, не повидавши брата. Алексея Андреевича я нашел, слава Богу, здорового и веселого. Он отделал петрищевский домик внутри и снаружи очень элегантно, точно как картонную игрушечку, и сделал из него, кажется, все, что можно было сделать, даже больше, чем можно было ожидать, потому что даже снаружи домишка вышел очень красив. На другой день поутру я приехал опять в Долбино (во вторник, 7-е) и нашел Ивана в передней беседующего с мужиками; он, слава Богу, довольно здоров и бодр, и путешествие, вместо того чтобы утомить его, даже сделало ему пользу. Худо только то, что хлеба во всем околотке были худы, а у него особенно, почти что безнадежны от долгой засухи. После того как я видел их, шли довольно обильные дожди, и авось либо они хоть несколько поправились. Иначе ему, бедному, будет очень тяжело. Бог милостив. Вторник и среду я пробыл у него в Долбине, а в четверг (то есть в Николин день) после обеда отправился в Белев, а из Белева на почтовых сюда. Так как я выехал из Белева уже довольно поздно, а в тарантасе спать не мог, то и должен был на несколько часов остановиться в Волхове для сна, и таким образом поспел в Орел не раньше двух часов пополудни в пятницу. В понедельник (6-е) я не писал к вам потому, что не видал еще Ивана и находился в Петрищеве, где Алексей Андреевич тоже хотел было писать, но отложил; в пятницу слишком поздно приехал в Орел, а теперь, следовательно, первая возможная почта, которою я и пользуюсь. Я приехал сюда в пятницу, пообедавши в Орле, и вообразите мое удивление, когда меня встретил на крыльце Максим Ефимович[385] со всеми своими привычными анекдотами и прибаутками — тот самый Максим Ефимович, которого я не дальше как день тому назад видел у брата в Долбине и который гостит у меня еще и теперь. Его вызвал в Орел кто-то из Сомовых и, не дождавшись, уехал, не оставивши даже записочки, зачем он его выписывал. Еще не знаю, долго ли он у меня пробудет, но покуда он хотя и отнимает от меня несколько времени, однако же я ему рад, потому что принял его методу не церемониться, и он за это не в претензии. Не знаю, как будет дальше, а покуда моя врожденная любовь к однообразию еще не колеблется под ударами его острот и анекдотов, которые меня радуют как хорошие экземпляры допотопных окаменелостей.

68. Родным

9 июня 1840 года

Рубча