Том 3. Русская поэзия

По дактилическим рифмам сравнительного материала за последние десятилетия y нас нет. Из трех старших поэтов здесь ближе всего к 56 % Бродского Маяковский (42 %), дальше — Пастернак (78–88 %) и Цветаева (71–92 %). Заметим это сближение с Маяковским: оно в нашем материале не последнее.

Соотношение неточностей в мужских закрытых и мужских открытых рифмах y Бродского, как сказано, 62:86, то есть 42:58 %. Он предпочитает неточности типа вчера — чела неточностям типа пожар— бежал. Это едва ли не единственный случай во всей русской поэзии XX века, экспериментировавшей с неточными рифмами: все остальные поэты предпочитали упражняться в неточных закрытых. Хочется предположить здесь влияние английской и немецкой поэзии, где me-sea или du-zu — самые обычные рифмы. Из трех старших поэтов больше всего открытых неточных y Маяковского (44 %), чуть меньше — y Цветаевой (41 %), и дальше всего от Бродского отстоит Пастернак (13 %).

Обращаясь к непривычной неточно-открытой рифме, поэты стараются хотя бы смягчить ее резкость: заботятся о том, чтобы предударные согласные были не вполне, но хоть сколько-то похожи. Для этого используются пары согласных, различающихся только мягкостью/твердостью (м): себ’я — судьба, зимы — возьм’и; только звонкостью/глухостью (з): скоты — сады, внизу — росу; только вставкой внутреннего йота (й): норовя — муравья, плеча — ничья; по-видимому, сонорные (с) ощущаются более близкими друг к другу, чем шумные: чела — вчера, рубля — дня, клешня — плашмя; наконец, даже если непосредственно предударными оказываются несхожие звуки б/л, б/р, т/н, то один из них может входить в рифмующий пучок согласных на непредударном месте (п): себя — с рубля, серебря — себя, пятно — пальто. У Бродского, Маяковского и Цветаевой такие пары предударных согласных встречаются со следующей частотой (у Пастернака мужских открытых рифм слишком мало для статистического учета):

Бродский решительно предпочитает на предударном месте такие согласные, которые различаются лишь звонкостью/глухостью: главным образом д/т (скоты — сады, во рту — орду, воде — темноте, чиста — гнезда и т. п.), реже другие (скрепя — себя, круги — вопреки). Во вторую очередь он отдает предпочтение сонорным, главным образом л/р (вчера — чела, моря — земля, клешня — плашмя). Из старших поэтов ближе всего к нему Маяковский: y Бродского процент звонких/глухих опорных — 36 %, y Маяковского — 39 % (анекдот — никто, колеся — нельзя, то же орду — во рту). Однако сонорными на этих позициях Маяковский не пользуется совершенно. Пользуется сонорными Цветаева (примерно с такой же частотой, как Бродский: ларя — земля, сомну — своему), зато звонкие/глухие y нее отсутствуют начисто, a вместо этого много рифм с опорным в пучке согласных (тоска — верста, жди—жги) и много рифм, совсем не подкрепленных опорным созвучием (братва — пошла, ряды—лбы). О смелости Цветаевой в мужских открытых разнозвучиях нам приходилось писать в другом месте[512]. Бродский, как известно, очень высоко ценит поэзию Цветаевой, однако в данном случае он все-таки ближе к Маяковскому.

В мужской закрытой рифме разнозвучие может образовываться 1) одиночными согласными, 1:1 (слеп—след, пожар—бежал); 2) одиночным согласным и пучком из двух согласных, 1:2 (вон—волн, восторг—восток); 3) пучками из двух и более согласных, 2:2 (корабль—журавль), 2:3 (шесть—шерсть). У Бродского и трех старших поэтов эти разнозвучия встречаются с такой частотой: