Том 3. Русская поэзия

Менее любимое Бродским, но любимое Маяковским и Пастернаком заполнение интервокальной позиции 1:2 также допускает смягчение — когда одиночный звук первого члена рифмы повторяется в составе двузвучия второго члена рифмы. Здесь возможны те же самые случаи: с общим начальным звуком — речью — навстречу, набок — яблок, картаво — кентавра; с общим конечным звуком — Лета — лепта, в рощах — бомбардировщик, глаголом — горлом; без общего звука — вирши — вы же, треуха — триумфа, помощь — полночь. Пропорции этих трех типов для Бродского (107 случаев) — 30:40:30; для Маяковского (145 случаев) — 20:70:10; для Пастернака (107 случаев) 80:10:10; для Цветаевой (40 случаев) — 60:10:30. Здесь, таким образом, по своим предпочтениям Бродский совпадает с Маяковским: y обоих одиночный интервокальный звук чаще повторяется в конце рифмующего двузвучия, чем в начале: глаголом — горлом, голи — горле, глазами — казарме. Прирастающий перед этим начальный звук двузвучия — чаще всего р (как в приведенных примерах), или другие сонорные (младенца — деться, оберегаться — американца), или йот (кофейне — фене, эти — флейтин).

Заметим, что когда одиночный звук повторяется не в конце, a в начале рифмующего двузвучия, то это в большинстве случаев так называемая рифма с внутренним йотом: платьем — заплатим, речью — навстречу, ветер — междометья, звоночек — ночью. Как кажется, некоторые поэты ощущают эту рифму не как неточную, a как условно-точную (подобно рифме с внешним йотом: могилы — милый): во всяком случае, поздний Пастернак, полностью отказавшись от неточных рифм своей молодости, спокойно продолжает рифмовать ночи — худосочье и на свете — тысячелетье. В нашем материале рифмы с внутренним йотом составляют от всех рифм 1:2 с начальным повтором y Пастернака 65 %, y Маяковского 60 %, y Цветаевой 55 %; по сравнению с ними Бродский использует этот легкий прием значительно реже — в 35 % случаев.

Наконец, не входя в подробности, остановимся и на дактилической рифме Бродского и старших поэтов.

Из трех консонантных позиций в дактилической рифме финальная по большей части занята нулем звука (это особенность языка). У Бродского из 68 рифм только 6 раз на конце появляется согласный: 5 раз в точном совпадении (вечером—веером) и 1 раз в усечении (кончится — контуром); несовпадений нет.

На 1‐й интервокальной позиции несовпадения согласных встречаются 23 раза (60 %): беззубие — безумия, финикам — химиком, форточку — кофточку — косточку. На 2‐й интервокальной позиции — 7 раз (18 %): ужаса — лужица, боязно — поезда — пояса. На 1‐й и 2‐й интервокальной позиции одновременно — 8 раз (22 %): прадеда — правило, темени — тереме, зарилась — занавес. Таким образом, неточность на 1‐й интервокальной позиции резко преобладает. Это не само собой разумеющееся предпочтение. Точно так же предпочитают расшатывание 1‐й интервокальной позиции Маяковский, Евтушенко и (в меньшей степени) Асеев; наоборот, Пастернак, Есенин, Сельвинский предпочитают расшатывать 2-ю интервокальную позицию. Для Маяковского характернее тип портится — безработица, для Пастернака — наигрывай — эпиграфом[513]. Бродский опять оказывается в компании с Маяковским, a не с Пастернаком. Восходит такое предпочтение в конечном счете к народной рифмовке — например, в пословицах, где разнозвучия типа бат’юшка — матушка встречаются гораздо чаще, чем сило<й>ю — вилами. Русские народные корни y дактилической рифмовки Бродского — тоже, пожалуй, неожиданность.