В прозаической речи среди слов с мужским закрытым окончанием (подсчеты — по «Мертвым душам» и «Хаджи-Мурату») 96–97 % имеют на конце один согласный, только 3–4 % — два согласных, а слова, кончающиеся на три и более согласных (вроде братств), — единичны. Стих вообще насыщен согласными больше, чем проза, a опорная часть стиха, рифма — особенно; если, несмотря на это, стих кажется более плавным и легким для произношения, чем проза, то это потому, что места согласных в стихе предсказуемы и не являются психологической неожиданностью. Поэтому не приходится удивляться, что разнозвучия типа 1:1 преобладают y большинства поэтов. Мы видим, что в данном случае по предпочтениям с Бродским ближе всего совпадает Цветаева, чуть меньше — Пастернак. Маяковский же резко выделяется из общего строя; y него рифмы более отяжелены согласными, и тип 1:2 преобладает над типом 1:1 (характерные для него рифмы — рос—вопрос, масс—романс, назад—азарт, наш—марш). У Бродского же и Цветаевой на три рифмы типа взор—вол приходится одна рифма типа вон—волн и одна типа шесть—шерсть.
Самый частый тип разнозвучия в мужских закрытых рифмах, 1:1, заполняется y поэтов разными звуками с разным предпочтением. У Бродского половина его рифм типа 1:1 — это разнозвучие сонорного с сонорным, особенно л с р (18 случаев из 36): пожар—бежал, пожар— прихожан, ветеран—вечерам и т. п. Это его индивидуальная особенность. Такое же предпочтение можно заметить y Пастернака, но в гораздо меньшей степени (не 50 %, a 30 %) и без сосредоточенности на л/p: угощен—хвощем, паял—паям и т. п. Маяковский предпочитает рифмовать однородные мягкий с твердым (19 случаев из 45): глаз—грязь, пыл— пыль и т. п.; Цветаева, со своей обычной резкостью, — разнородные взрывные (19 случаев из 49): век—свет, зуб—зуд, широк—сугроб и т. п.
Переходя от мужских рифм к женским, прежде всего замечаем некоторые различия в распределении разнозвучий между финальной позицией (плевел— север) и интервокальной позицией (полу — пору). В прозаической речи среди слов с женским окончанием интервокальная позиция заполнена согласными почти всегда, a финальная — лишь приблизительно в трети случаев (подсчеты по «Хаджи-Мурату»). Поэтому неудивительно, что на финальную позицию приходится меньше разнозвучий: y Бродского 14 %, y Маяковского 16 %, y Пастернака 22 %, y Цветаевой 32 %. Как видим, опять из трех старших поэтов ближайшим к Бродскому оказывается Маяковский.
Эти разнозвучия на финальной позиции женской рифмы тоже смягчаются поэтами — на этот раз каждым на свой лад, без каких-либо сходств. У Бродского почти половина его 119 разнозвучий — это рифмы на л/p (18 раз), м/н (12 раз) и особенно на к/х (26 раз): плевел—север, убыль—угорь, вот чем—вотчин, грешник—внешних, камеях—скамеек и т. п. Рифмы на к/х легко образуются морфологически (на — к кончаются употребительные суффиксы, на — x — флексии), рифмы на сонорные, видимо, подбираются поэтом целенаправленно. При этом предпочтение, отдаваемое л/р перед м/н (не совсем ожиданное), — общее y него с Маяковским и другими поэтами. Сам Маяковский на финальных позициях предпочитает пользоваться рифмами на мягкий/твердый и на йот: трутень—труден, площадь—располощут, кучей—скручен, пылеватой—элеватор. У Пастернака предпочтение рифм на йот еще сильнее: тараторил—мораторий, оратор—утратой; может быть, в таких рифмах йот воспринимается как условно несуществующий (ср. традиционное милый — могилы и проч.), и рифма по ощущению приближается к усеченной (оратор—утратой как оратор—утрата). У Цветаевой тоже больше всего финальных разнозвучий на йот, a кроме них — на сонорные, но, в отличие от Бродского, не на л/p, a на м/н: знатен—зятем, бубен—зарубим.
Интервокальная позиция в женских рифмах может быть заполнена одиночными звуками, 1:1, или пучками звуков, 1:2, 2:2, 2:3 и т. д.: тропы — сугробы, знаку — наизнанку, бутылки — Бутырки, жерла — жертва и т. д. вплоть до 4:4 лекарство — критиканством y Маяковского. Соотношение разных интервокальных заполнений y разных поэтов видно из следующей таблицы: