Том 3. Стихотворения, 11972–1977

Пока на участке молекулы
окапывалось людьё,
пока возилось с калеками,
познавшими силу ее,

на линии хромосомы

прорвался новейший враг
и, не признавая резона,
грозит превратить нас в прах.

Пока макромир обследовали,

по правилам странной игры
нас мучили и преследовали,
нас гнали микромиры.

Мгновенья блаженной косности

природа нам не дает:
во всех закоулках космоса
военную песню поет.

Не уступает и шагу

без арьергардных атак
и, проявляя отвагу,
тоже делает шаг.

И вот мы лицом к лицу

в батальном переплетеньи.
Она с моего цветенья
легко сшибает пыльцу.

ВОЗВРАЩЕНИЕ

Я вернулся из странствия, дальнего столь,
что протерся на кровлях отечества толь.
Что там толь?
И железо истлело,
и солому корова изъела.

Я вернулся на родину и не звоню,

как вы жили, Содом и Гоморра?
А бывало, набатец стабильный на дню —
разговоры да переговоры.

А бывало, по сто номеров набирал,

чтоб услышать одну полуфразу,
и газеты раскладывал по номерам
и читал за два месяца сразу.

Как понятие новости сузилось! Ритм

как замедлился жизни и быта!
Как немного теперь телефон говорит!
Как надежно газета забыта!

Пушкин с Гоголем остаются одни,

и читаю по школьной программе.
В зимней, новеньким инеем тронутой раме —
не фонарные, звездные
                                       блещут огни.

«Время кружит меня по кругу…»

Время кружит меня по кругу —
кругу года и кругу дня.
Я физически чувствую руку
времени,
                  движущую меня.

Так пружина решает за стрелку,

колесо решает за белку,
и по кругу, по колесу
циферблата
                     себя я несу.

Оборачиваясь то другом,

то гораздо чаще врагом,
время гонит меня по кругу
и тихонько смеется вдогон.

Оборачиваясь то страхом,

то любовью, гонит меня,
и лечу я летучим прахом
по кружной территории дня.

Оборачивается то богом,

то наукой, то чем-то еще…
Я бы мог об очень многом
крикнуть времени
                                    через плечо.

ГДЕ ЛУЧШЕ ВСЕГО МЫСЛИТЬ

Мыслить лучше всего в тупике.
В переулке уже немного погромче,
площадь же, гомоня, и пророча,
и фиксируя на пустяке,
и навязывая устремления,
заглушает ваше мышление.

Мыслить лучше в темном углу.

Если в нем хоть свечу поставить,
мыслить сразу труднее станет:
отвлекаешься на игру
колебания светотени
и на пламени переплетенье.

Мыслить лучше всего на лету

в бездну, без надежд на спасенье.
Пролетаешь сквозь темноту,
но отчаянье и убыстренье
обостряет твои мозги
в этой мгле, где не видно ни зги.

В УГЛУ

Мозги надежно пропахали,
потом примяли тяжело,
и от безбожной пропаганды
в душе и пусто и светло.

А бог, любивший цвет, и пенье,

и музыку, и аромат,
в углу, набравшийся терпенья,
глядит, как храм его громят.

«Человечеству любо храбриться…»