Славу богу, хоть ночь-то светла!Увлекаться так глупо и стыдно.Мы устали, промокли дотла,А кругом деревеньки не видно.Наконец увидал я бугор,Там угрюмые сосны стояли,И под ними дымился костер,Мы с Трофимом туда побежали.«Горевали, а вот и ночлег!»– «Табор, что ли, цыганский там?» – «Нету!Не видать ни коней, ни телег,Не заметно и красного цвету.У цыганок, куда ни взгляни,Красный цвет – это первое дело!»– «Косари?» – «Кабы были они,Хоть одна бы тут женщина пела».– «Пастухи ли огонь развели?..»Через пни погорелого бораК неширокой реке мы пришлиИ разгадку увидели скоро:Погорельцы разбили тут стан.К нам навстречу ребята бежали:«Не видали вы наших крестьян?Побираться пошли – да пропали!»– «Не видали!..» Весь табор притих…Звучно щиплет траву лошаденка,Бабы нянчат младенцев грудных,Утешают ребят старушонка:«Воля божья! усните скорей!Эту ночь потерпите вы только!Завтра вам накуплю калачей.Вот и деньги… Глядите-ка сколько!»– «Где ты, бабушка, денег взяла?»– «У оконца, на месячном свете,В ночи зимние пряжу пряла…»Побренчали казной ее дети…Старый дед, словно царь Соломон,Роздал им кой-какую одежу.Патриархом библейских временОн глядел, завернувшись в рогожу;Величавая строгость в чертах,Череп голый, нависшие брови,На груди и на голых ногахСлед недавних обжогов и крови.Мой вожатый к нему подлетел:«Здравствуй, дедко!» – «Живите здоровы!»– «Погорели? а хлеб уцелел?Уцелели лошадки, коровы?..»– «Хлебу было сгореть мудрено, –Отвечал патриарх неохотно, –Мы его не имели давно.Спите, детки, окутавшись плотно!А к костру не ложитесь: огоньПодползет – опалит волосенки.Уцелел – из двенадцати – конь,Из семнадцати – три коровенки».– «Нет и ваших дремучих лесов?Век росли, а в неделю пропали!»– «Соблазняли они мужиков,Шутка! сколько у барина крали!»Молча взял он ружье у меня,Осмотрел, осторожно поставил.Я сказал: «Беспощадней огняНет врага – ничего не оставил!»– «Не скажи. Рассудила судьба,Что нельзя же без древа-то в мире,И оставила нам на гробаЭти сосны…» (Их было четыре…)