Том 3. Стихотворения 1918-1924

Додунул ветер, влажный и соленый,
Чуть дотянулись губы к краю щек.
Друг позабытый, друг отдаленный,
Взлетай, играй еще!

Под чернью бело, — лед и небо, —

Не бред ли детский, сказка Гаттераса?
Но спущен узкий, жуткий невод,
Я в лете лет беззвучно затерялся.

Как снег, как лед, бела, бела;

Как небо, миг завешен, мрачен…
Скажи одно: была? была?
Ответь одно: вавек утрачен!

Кто там, на Серегу, во тьму

Поник, — над вечностями призрак?
Века ль стоять ему
В заледенелых ризах?

Достигнут полюс. Что ж змеей коралловой

На детской груди виться в кольцах медленно?
Волкан горит; в земле хорала вой,
В земле растворены порфир и медь в вино.

Додунул ветер с моря, друг отвергнутый,

Сжигает слезы с края щек…
Я — в прошлом, в черном, в мертвом! Давний,
верный, ты
Один со мной! пытай, играй еще!

17 февраля 1922

Искушение гибели

Из викингов кто-то, Фритиоф ли, Гаральд ли,
Что царства бросали — витать на драконе,
Памятный смутно лишь в книге геральдик,
Да в печальном преданьи Мессин и Лаконий;

Иль преступный Тристан, тот примерный рыцарь,

Лонуа завоевавший, Роальду подарок,
Иль еще Александр, где был должен закрыться
Путь через Инд столицей ad aras;[8]

Иль некто (все имена примеривать надо ль?)

Не создали ль образ, мрамор на вечность:
Вместит все в себе, — Лейбницова монада,
The imp of the perverse — Эдгара По человечность?

Искушение гибели — слаще всех искушений

(Что Антония черти на картине Фламандца!) —
С Арионом на дельфине плыть из крушений,
Из огня выходить, цел и смел, — саламандра!

Пусть друзья в перепуге, те, что рукоплескали,

Вопиют: «Дорога здесь!» («Родословная», Пушкин);
Ставя парус в простор, что звать: «Цель близка ли?»
Что гадать, где же лес, выйдя к опушке?

Веселье всегда — нет больше былого!

Покинутым скиптром сны опьянены ли?
И жутко одно, — этого судьба лова,
Исход сражений, что затеяны ныне!

18 апреля 1922

Чуть сквозь улыбку

Над картой Европы 1922 г