Читаем Том 3. Стихотворения, 1972–1977 полностью

Том 3. Стихотворения, 1972–1977

Мало я ходил по костелам.Много я ходил по костям.Слишком долго я был веселым.Упрощал, а не обострял.Между тем мой однофамилец,бывший польский поэт АрнольдСлуцкий, вместе с женою смылисьза границу из Польши родной.Бывший польский подпольщик, бывшийпольской армии офицер,удостоенный премии высшей,образец, эталон, пример —двум богам он долго молился,двум заветам внимал равно.Но не выдержал Слуцкий. Смылся.Это было довольно давно.А совсем недавно варшавскийксендз и тамошний старожилпо фамилии пан Твардовскийпо Арнольду мессу служил.Мало было во мне интересук ритуалу. Я жил на бегу.Описать эту странную мессуи хочу я и не могу.Говорят, хорошие виршипан Твардовский слагал в тиши.Польской славе, беглой и бывшей,мессу он сложил от души.Что-то есть в поляках такое!Кто с отчаянья двинул в бега,кто, судьбу свою упокоя,пану богу теперь слуга.Бог — большой, как медвежья полостьПрикрывает размахом крылвсе, что надо, — доблесть и подлость,а сейчас — Арнольда прикрыл.Простираю к вечности руки,и просимое мне дают.Из Варшавы доносятся звуки:по Арнольду мессу поют!

«Польский гонор и еврейский норов…»

Польский гонор и еврейский нороввежливость моя не утаит.Много неприятных разговоровмне еще, конечно, предстоит.Будут вызывать меня в инстанции,будут голос повышать в сердцах,будут требовать и, может статься,будут гневаться или серчать.Руганный, но все-таки живой,уличенный в дерзостном обмане,я уйду с повинной головойили кукиш затаив в кармане.Все-таки живой! И воробьи,оседлавшие электропроводку,заглушат и доводы мои,и начальственную проработку.

«Стихи, что с детства я на память знаю…»

Стихи, что с детства я на память знаю,важней крови, той, что во мне течет.Я не скажу, что кровь не в счет:она своя, не привозная,—но — обновляется примерно раз в семь лети, бают, вся уходит, до кровинки.А Пушкин — ежедневная новинка.Но он — один. Другого нет.