Том 3. Странные люди

– Ваше мнение об экранизации классики? Как, по-Вашему, реалистичны ли фильмы, созданные по классическим произведениям русской литературы? Удалось ли языком кино убедительно «прочитать» творения Достоевского, Толстого, Горького, Чехова?

– ... Пересказывают Достоевского, и ничего, как мне кажется, не получается. Режиссер берет сюжет, а потом тонет в нем. Сюжет дал ему повод для разговора, а он вдруг забыл о нем. Так появляются заботы о сюжете, страх перед ним. А сюжет – это, повторяю, повод для глубокого разговора. И тогда – вне сюжета, в отдалении от него – начинают говорить душа, разум, мудрость, сам кинотворец. Если режиссер и актеры талантливы, то результаты будут хорошими. И наоборот.

– Василий Макарович, в литературном произведении один из основных компонентов – язык, а что остается от него в кино?

Большое отличие черт побери! Вопрос очень серьезный. Даже боюсь на эту тему говорить. Режиссер руководствуется тем, что он скажет и как воспримет эту работу зритель. Ведь, когда читатель читает книгу, у него одно восприятие, когда же смотрит спектакль – второе. Зритель в театре – свидетель сиюминутного действия, а в книге и в кино и читатель, и зритель сознают, что это было когда-то, но верят в то, что действие, событие, судьба описаны точно. Это и определяет детальные подробности языка кинематографии.

Сегодня театр интереснее кино, он ушел вперед и осваивает проблемы, до которых кино еще не добралось.

– До сего момента я беседовал с актером, сценаристом, режиссером, а что скажет писатель Шукшин? Где он и над чем работает, какие у него творческие проблемы и планы?

– Да, меня самого больше всего тревожит, куда ушел писатель Шукшин. В конечном счете это для меня главное. Не могу его оставить в стороне, и порой это пугает. Особенно после встречи с Шолоховым. Он заразил меня своим образом жизни. Этот мудрец сидит себе в Вёшенской и думает. Далекий от сует столичной жизни. Наши будни в Москве проходят в напряжении, в стремлении вкусить от всего понемногу. А вечером, когда подумаешь, что ты сделал за день, какой след оставил, – становится страшно. Жизнь ушла дальше, еще один день прокатился мимо. Мы проходим мимо чего-то, может быть, самого главного в жизни, не можем спокойно думать и творить. Это не мое изобретение, это древние мысли. Поддаваясь суетному соблазну схватить, удержать мгновение, далеко не уйдешь. Теперь-то я вижу, что Михаил Шолохов сконцентрировал и претворил эти мысли в жизнь. Нужно работать! И оставить суету преходящего – кино, пьесы, актерство, режиссерство, сценарии. Написать на десяток рассказов больше – вот что останется моим капиталом в жизни! Но, кроме того, что их еще надо просто-напросто написать, большое значение имеет, и с каким литературным мастерством они будут написаны.

...Есть в России умные люди! В Вологде живет писатель Василий Белов. Он метко стреляет дичь: у него всегда крупные литературные трофеи. А я прожигаю жизнь в столице, транжирю ее, и она проходит мимо. Нет, больше не буду разбрасываться! Это решение пришло ко мне после встречи с Шолоховым, и я не думаю отступать. Белов сидит себе в Вологде, а Шолохов из Вёшенской мудро поглядывает... Спасибо им, что открыли мне глаза!

– Что Вы можете сказать о собственной лаборатории писателя?

– Я думаю, что творец должен иметь глубокое и здравое суждение о человеческой личности, но это свое убеждение он не имеет права навязывать кому бы то ни было в качестве нормы. Каждый из нас очень пристрастен и субъективен. Даже очень хороший писатель может внести такую путаницу в умы людей своими откровениями о литературном мастерстве, что, когда одумается, ему самому станет не по себе... Литературное мастерство, творческая лаборатория – это чрезвычайно сокровенный мир! Я не хочу говорить о литературном Олимпе и дорогих для меня творцах. Можно крепко утонуть в пристрастных оценках, а навязывать другим свой субъективный взгляд я не имею права, да и нечестно это. И вообще я всегда опасаюсь подобных исповедей об индивидуальной работе, о внутреннем мире писателя во время его творческого процесса...