Ее нужно научить дышать. Я понимал, что как только она выйдет из атмосферы, в которой жила с детства, она немедленно прекратит дышать — лишение привычного количества двуокиси углерода, этого привычного для нее стимула, вызовет немедленную остановку дыхания. Она должна заставлять себя дышать, пока рефлексы вновь не станут автоматическими и она не должна будет думать об этом. Это особенно трудно будет ночью, когда она спит. Мне придется не спать, следить за ней.
И она должна прийти в этот новый мир с завязанными глазами, слепая, пока ее нервы, привыкшие к зеленому свечению миража, не приспособятся к более яркому свету. Теплую одежду мы смастерим из шкур и мехов. Но пища — как это сказал Джим давным-давно? Те, кто ел пищу малого народа, умрут, если будут есть другую. Что ж, отчасти это верно. Но только отчасти — с этим мы справимся.
На рассвете я вспомнил — рюкзак, который я спрятал на берегу Нанбу, когда мы бросились в ее воды, преследуемые белыми волками. Если бы найти его, проблема одежды для Эвали была бы хоть частично разрешена. Я рассказал об этом Даре. Она и Шри отправились на поиски. Тем временем солдаты охотились, а я учил Эвали, что она должна делать, чтобы благополучно перейти опасный мост между ее миром и моим.
Они отсутствовали два дня — но они нашли рюкзак. И принесли известие о мире между айжирами и малым народом. А обо мне…
Двайану, Освободитель, пришел, как и предвещало пророчество… пришел и освободил их от древнего проклятия… и ушел туда, откуда явился в ответ на древнее пророчество… и взял с собой Эвали, что также его право. Шри распространил эту историю.
На следующее утро, когда свет показал, что солнце встало над скалами, окружающими долину миража, мы выступили — Эвали рядом со мной, как стройный мальчик.
Мы поднимались вместе, пока нас не окружил зеленый туман. Тут мы распрощались. Шри прижался к Эвали, целовал ее руки и ноги, плакал. А Дара сжала мне плечи:
— Ты вернешься к нам, Двайану? Мы будем ждать!
Как эхо голоса офицера уйгуров — давно, давно…
Я повернулся и начал подниматься, Эвали за мной. Я подумал, что так же Эвридика следовала за своим любимым из Земли Теней, тоже давно, давно.
Фигуры Шри и женщин стали расплываться в тумане. Зеленый туман скрыл их от нас…
Я почувствовал, как жгучий холод коснулся моего лица. Поднял Эвали на руки и продолжал подниматься, и наконец, шатаясь, остановился на освещенном солнцем склоне над глубокой пропастью.
День кончался, когда завершилась долгая, напряженная борьба за жизнь Эвали. Нелегко отпускал мираж. Мы повернулись лицом к югу и пошли.
Ай! Люр… женщина-ведьма! Я вижу, как ты лежишь, улыбаясь ставшими нежными губами. Голова белого волка у тебя на груди. И Двайану по-прежнему живет во мне!
Джон Рональд Руэл Толкин
КУЗНЕЦ
ИЗ БОЛЬШОГО ВУГТОНА
Некогда, но не слишком давно для тех, у кого долгая память, и не слишком далеко для тех, у кого длинные ноги, была одна деревня Звалась она Большой Вуттон, поскольку была больше, чем Вуттон Малый, располагавшийся несколькими милями подальше в лес Однако не намного больше, хотя в те времена процветала, и народу жило в ней порядочно — и хороших людей, и дурных, и серединка-наполовинку — как обычно.
По-своему это была деревня примечательная, хорошо известная в округе благодаря искусности своих мастеров в разнообразных ремеслах, но прежде всего в поварском деле. Большая Кухня числилась за Деревенским Советом, и Мастер Повар слыл важной персоной. Поварской Дом и Кухня примыкали к Великому Залу — самому большому и старому строению в местечке, и притом красивейшему. Возведен Зал был из доброго камня и доброго дуба, и за ним неплохо присматривали, хотя давно уже не обновлялись, как в былые времена, старые росписи и позолота. В Зале селяне держали совет и вели споры, собирались и на общенародные празднества, и на семейные торжества Так что Повар всегда был при деле — для всех этих случаев он готовил подходящий стол. Для праздников же, каковых за год выпадало множество, подходил стол богатый и сытный.