Том 3. Волшебная страна

— Это кузнецов сын, Мастер; и я думаю, что это пошло ему на пользу.

— Иди ты! — рассмеялся старый Нокс. — Я понял — ты со мной играешь. Не будь смешон! Кузнец тогда был тихим медлительным мальчуганом. Теперь-то от него побольше шума: попевает, я слышал; но он внимательный. Не рисковый парень. Прожует дважды, прежде чем заглотнуть, если ты меня понимаешь.

— Понимаю, Мастер. Что же, если вы не верите, что это был Кузнец, я вам помочь не могу. Возможно, теперь это и неважно. Вам станет легче, если я скажу, что звезда теперь вернулась в ларец? Она здесь!

Нокс только сейчас заметил, что на Ученике темно-зеленый плащ. Откуда-то из складок плаща Ученик извлек черный ларец и открыл его перед носом старого повара.

— Вот она, звезда, Мастер, — лежит в уголке.

Старый Нокс закашлял и зачихал, но в конце концов заглянул в ларец.

— По крайней мере, похожа.

— Это та же самая, Мастер. Я положил ее сюда несколько дней назад. Она вернется в Большой Кекс этой зимой.

— Ага! — сказал Нокс, ехидно глядя на Ученика; а потом рассмеялся, затрясшись, будто студень. — Вижу, вижу! Двадцать четыре ребеночка и двадцать четыре сюрприза, а звездочка-то лишняя. Итак, ты зажал ее перед тем, как отправить кекс в печь, и сохранил до лучших времен. Всегда-то ты был трюкачом — шу-стряк, можно сказать. И бережливый: масла с пчелиное коленце не пропадет. Ха-ха-ха! Так вот что произошло. Я мог бы догадаться. Отлично, все ясно. Теперь я могу оставить свой затылок в покое. — Он опустился в кресло. — Смотри, как бы твой подмастерье не сыграл с тобой какой шуточки! Говорят, никакой ловкач всех ловкостей не знает. — Он закрыл глаза.

— Всего хорошего, Мастер! — сказал Ученик, захлопнув ларец с таким треском, что повар снова открыл глаза. — Нокс, — продолжил он, — твое знание столь велико, что я лишь дважды осмелился хоть что-то тебе поведать. Я рассказал тебе, что звезда явилась из Феерии; и я рассказал тебе, что досталась она Кузнецу. Ты смеялся надо мной. Теперь, на прощание, я поведаю тебе еще кое-что. Не смейся больше! Ты бестолковый старый прохвост, жирный, ленивый и хитрый. Без всяких благодарностей ты научился у меня всему, чему смог, — кроме того, что касалось Феерии, и за исключением хотя бы капли вежливости. У тебя ее недостаточно, даже чтобы пожелать мне доброго дня.

— Что касается вежливости, — сказал Нокс, — я ее не вижу в том, чтобы обзывать тех, кто тебя старше и лучше. Забирай свою Феерию и прочую свою чушь! Доброго дня тебе, если это то, чего ты ждешь. Теперь проваливай! — Он насмешливо помахал рукой. — Если ты прячешь на Кухне кого-то из своих дружков-фейри, пришли его ко мне, а я на него посмотрю. Если он помашет своей палочкой и сделает меня снова худым, я о нем стану лучше думать.

— Не уделите ли вы минутку Королю Феерии? — ответствовал собеседник.

К испугу Нокса, с каждым словом он становился все выше. Он отбросил за спину плащ. Облачен он был как Мастер Повар на Праздновании, но его белые одеяния мерцали и сверкали, а на его лбу сиял большой драгоценный камень, похожий на звезду. Лицо его было юным, но суровым.

— Старик, — сказал он, — ты не старше меня. И не лучше: ты часто насмехался надо мною у меня за спиной. Бросишь ли ты мне вызов в открытую?

Он сделал шаг вперед, и Нокс отпрянул, трепеща. Он попытался позвать на помощь, но обнаружил, что может издать лишь слабый шепот.

— Нет, сир! — прохрипел он. — Не причиняйте мне вреда! Я только жалкий старик.

Лицо Короля смягчилось.

— Увы, да! Ты говоришь правду. Не надо бояться! Успокойся! Но ты ведь не ожидаешь, что Король Феерии перед расставанием ничего для тебя не сделает? Я исполню твое желание. Прощай! Теперь спи!

Он вновь укутался в плащ и ушел по направлению к Залу; но прежде чем он исчез из виду, выпученные глаза старого повара сомкнулись, и тот захрапел.

Когда старый повар проснулся вновь, солнце уже садилось. Он протер глаза и слегка поежился — осенний воздух был прохладен.

— Ух! Что за сон! — сказал Нокс. — Все, должно быть, та свинина за обедом.

С того дня он столь боялся снов такого рода, что едва осмеливался садиться за стол — как бы это его не расстроило, поэтому его трапезы стали краткими и умеренными. Вскоре он истощал, причем не только одежда, но и кожа висела на нем складками и морщинами. Дети прозвали его «старый Кожа-да-Кости». Теперь Нокс снова мог выбираться в деревню и бродить по ней с помощью всего лишь клюки; и прожил он намного лет дольше, чем было бы в ином случае. По правде говоря, он отметил столетний юбилей — самое примечательное, чего он достиг в своей жизни. Но до самого последнего года можно было слышать, как Нокс заявляет любому, кто еще был в силах этому внимать: «Знамение, скажете вы; но если здраво поразмыслить — всего лишь дурацкий сон. Король Фейри! Где ж тогда его палочка? А если вы перестанете есть, то похудеете. Это-то естественно. Дело ясное. И никакой тебе тут магии».