Том 4

покорности судьбе. Барнстейбл с восхищением следил за ней с расстояния в несколько шагов. Ближе подойти он не смел, покорный капризу своей возлюбленной, явно этого не желавшей. Гриффит шел сбоку от колонны, чтобы обо¬ зревать все ряды и в случае необходимости управлять движением. В арьергарде следовал второй отряд морской пехоты, и Мануэль собственной персоной замыкал ше¬ ствие. Барабану и рожку приказано было замолчать, и слышны были только мерный шаг солдат да вой уже зати¬ хающей бури и время от времени команды офицеров и смутный гул матросских разговоров. — Неважная нам досталась добыча, — угрюмо про¬ бормотал какой-то старый моряк, — корабль без груза и денег! На кухне-то да и в замке можно было понабрать порядочно добра, так что хватило бы каждому матросу у нас на корабле. Так нет! Как бы слюнки ни текли, офи¬ церы не дали стибрить даже никому не нужную библию. — Сущая правда, — подхватил шедший рядом другой матрос. — Найди мы, бедняки, хоть бумажку с записанной молитвой, они все равно отобрали бы ее у нас. Послушай- ка, Бен, что я тебе скажу: если из матроса делают солдата и заставляют его таскать мушкет, надо, чтобы он мог хоть немного поживиться тем, что ему попадет в руки. А то вот сегодня черт меня подери, если я прикоснулся к чему- нибудь, кроме моего ружья да тесака! Ведь нельзя же на¬ звать поживой эту скатерть! — Ага, ты, я вижу, все-таки успел кое-что подце¬ пить! — ответил первый матрос, явно восхищаясь каче¬ ством ткани. — Да эта штука, коли ее разостлать, не меньше нашей бизани! Тебе повезло больше, чем другим. Что же до меня, то я вот взял эту шляпу, но она, видать, годна для большого пальца ноги. Я уже пытался при¬ найтовить ее на голове и так и этак, но мне не удалось напялить ее хоть на дюйм. Послушай-ка, Сэм, ты мне дашь на рубашку кусок от этой скатерти? — Конечно. Можешь взять угол. Или, пожалуй, ради такого случая можешь взять и половину, Бен. Но я не вижу, чтобы мы возвращались на корабль богачами, если только не присчитать все это бабьё к добыче... — «Богачами!» — шутливо перебил их молодой матрос, который до сих пор молчаливо прислушивался к разговору старых и более расчетливых матросов. — Мне кажется, мы пустились крейсировать по таким морям, где дневная вахта 24* 723

длится полгода. Разве вы не видите, что у нас теперь двойной рацион полуночи? С этими словами он положил руки на черные головы двух черных рабов полковника Говарда, которые шли рядом, погруженные в печальные размышления о том, что снова потеряли свободу. — Поверните головы вот так, джентльмены, — доба¬ вил он. — Разве от такой черноты не погаснут лампы в нактоузе? — Оставь негров в покое! — проворчал один из пожи¬ лых матросов. — Чего ты дурака валяешь?.. Кстати, Ник, не понять мне, почему мы все время жмемся к этому бе¬ регу, где нет и десяти саженей глубины, когда стоит нам выйти в океан, и мы чуть ли не каждый день будем встре¬ чать купцов с Ямайки? Тогда на борту у нас будет столько голов сахару да бочек меду, сколько мы пожелаем! — Все это из-за лоцмана, —ответил второй матрос, — потому что там, где нет дна, не нужно и лоцманов. Что это за крейсерство, когда мы идем на глубйне пяти саженей, а потом бросаем якорь на мель или камень! Кроме того, нас заставили работать по ночам. Если бы вместо семи часов было светло все четырнадцать, остальные десять ча¬ сов можно было бы идти по чутью... — Каркаете, как старые вороны! — снова перебил их молодой матрос. — Разве вы не знаете, что, по воле Кон¬ гресса, мы должны перерезать прибрежные пути Джона Буля? А наш старик увидел,, что дни слишком коротки для этого дела, и высадил отряд, чтобы захватить ночь. Вот мы ее и захватили! А когда вернемся на корабль, мы спрячем ее в трюм, и тогда вы снова увидите солнечный свет... Пойдемте, мои лилии! Пусть джентльмены заглянут в ваши иллюминаторы... Что? Вы не хотите? Тогда мне придется поговорить с вами по-другому. — Эй вы там! — раздался суровый голос, мальчише¬ ские нотки которого плохо вязались с начальственным тоном говорившего. — Что тут, спрашиваю я! Кто обижает негров? — Никто, сэр, — с притворной серьезностью ответил матрос. — Один из бледнолицых ушиб ногу о паутину, и от этого у него заболело ухо! — Слушай-ка ты, зубоскал, как ты очутился среди пленных? Разве я не приказал тебе с пикой на плече идти в передней линии? 724