Том 4. Часть 1. Послевоенные годы в странах Европы, 1919-1929

Первые немецкие фильмы были показаны в кинотеатрах без указания страны, где эти фильмы создавались. Так было с «Принцессой устриц», показанной в Марселе в течение недели января 1921 года. Первые фильмы, сделанные бошами и показанные во Франции, вызвали бурные кампании протеста. В Великобритании запрет на немецкие фильмы сняли в начале 1922 года. В Соединенных Штатах ветераны войны вышли на демонстрации, требуя запретить «Калигари». Фильм вышел в прокат годом позже и прошел с огромным успехом. Между тем «Фэймэс плейерс» выпустила фильм «Мадам Дюбарри», триумфально прошедший в Америке и содействовавший отмене запрета на прокат немецких фильмов за пределами Германии. Возвращаясь из Соединенных Штатов, французский режиссер и актер Анри Руссель опубликовал в журнале «Синэ-магазин» (12 августа 1921 года) статью под заголовком «Немецкий фильм в Америке». Он писал:

«Немцы, которых в Соединенных Штатах не очень-то любят, быстро заняли на экранах весьма заметное место— настолько заметное, что во всех американских кинотеатрах организуются кампании протеста против вторжения фильмов, сделанных бошами. Крупные ежедневные газеты публикуют манифесты и призывы как организаций кинематографистов, так и прочих, цель которых — открыть глаза властям на угрозу немецкой пропаганды в одной из стран союзников!

Германия не упорствует. Дабы не давать повод к повсеместной обструкции, она покорно изменит свою систему пропаганды; во всяком случае, она продолжит демонстрацию сенсационных фильмов, на создание которых потратит много денег (и, добавим, труда и умения), чтобы наводнить этими фильмами вселенную. Понимают ли это?!

Каков же масштаб опасности? В Соединенных Штатах действует специальный комитет, которому поручено отбирать те кинематографические произведения, которые этот комитет сочтет достойными к показу учащейся молодежи для подлинно научной пропаганды морали. Два месяца тому назад комитет рекомендовал купить фильм «Страсть», который мог бы помочь при изучении истории французской революции в американских школах. Подумать только! Причем рекомендация эта совершенно достоверна. Представим только себе школьников, изучающих историю Франции с помощью фильма, сделанного бошами! Фильма гротескного, безвкусного, с отчетливой антифранцузской тенденциозностью. Он кишит анахронизмами, столь же смехотворными, сколь и отвратительными».

К шовинизму примешивалось беспокойство при виде редкого в французском кино успеха, которым пользовались «Мадам Дюбарри» (сценарий под названием «Страсть») и «Кабинет доктора Калигари», также отрицательно оцененный Анри Русселем.

До середины 1921 года в США были широко показаны только четыре из ста пятидесяти шести фильмов, проданных Германией для демонстрации в Соединенных Штатах. Однако успех фильма Любича, проданного за тридцать пять тысяч долларов и принесшего доход, эквивалентный 30 миллионам немецких марок того времени, повысил престиж немецких фильмов за океаном. В номере журнала «Синэа» от 20 января 1922 года писалось:

«В Соединенных Штатах немецкие фильмы идут со все возрастающим успехом. Известный критик Герберт Хоу [253] заявил, что единственное, к чему он питает хоть какой-то интерес, — это немецкие фильмы и фильмы Гриффита».

В том же журнале сообщалось, что после переговоров, продолжавшихся целый год, Любич переезжает в Голливуд, где «он будет снимать на американские деньги фильмы в немецком стиле».

В феврале 1922 года фильм «Леди Гамильтон» Рихарда Освальда был продан в США за рекордную сумму 177 500 долларов. Став специалистом по историческим фильмам, Освальд приступил к съемкам «Лукреции Борджа» (главный оператор Карл Фрёйнд). На короткое время Любича, казалось, затмил своим фильмом «Смерть Дантона» (1921) с участием Эмиля Яннингса польский эмигрант Дмитрий Буховецкий. В этом фильме судьба знаменитого трибуна определялась его любовными похождениями. При выходе фильма на экраны Швейцарии женевский корреспондент журнала «Синэа» писал (6 января 1922 года):

«Нет ничего уродливее, глупее, ничтожнее в этом жанре, нет ничего мерзопакостнее, чем эта смерть Дантона. <…>

Какого Дантона? Нежного и любящего мужа? Нет! Чувственного болтуна, который залезает к девицам под юбки, который погряз в распутстве, который прожигает жизнь в гнусных кутежах, — раба своих страстей, дегенерата, коего общественное благо заботит не больше, чем давно заношенная сорочка. <…>

Нужна была холодная наглость бошей, чтобы осмелиться замарать такой прелестный образ, как Люсиль Демулэн, предварительно обесчестив выдающегося жреца правды, каким был Дантон».