Предчувствовать грядущую бедуНа всей земле и за ее пределомВечерним сердцем в страхе омертвеломЕму ссудила жизнь в его звезду.Он знал, что Космос к грозному судуВсех призовет, и, скорбь приняв всем телом,Он кару зрил над грешным миром, целомРазбитостью своей, твердя: «Я жду».Он скорбно знал, что в жизни человечьейПроводит Некто в сером план увечий,И многое еще он скорбно знал,Когда, мешая выполненью плана,В волнах грохочущего океанаНа мачту поднял бедствия сигнал.
1926
Апухтин
Вы помните ли полуанекдот,Своей ничтожностью звучащий мило,Как девочка у матери спросила,Смотря на вздутый недугом живот:«Он настоящий дядя или вот,Нарочно так?» — Мы, посмотрев уныло, —По-девочкину, на его чернила,Вопрос предложим вкусу самый тот…Из деликатности вкус не ответит.Но вы — вы, подрастающие дети,Поймете, верю, чутче и живейКрасноречивое его молчанье.Тебе ж, певец, скажу я в оправданье:— Ты был достоин публики своей.
1926
Арцыбашев
Великих мало в нашей жизни дней,Но жизнь его — день славный в жизни нашей.Вам, детки, солидарные с папашей,Да будет с каждым новым днем стыдней.Жизнь наша — бред. Что Санин перед ней? —Невинный отрок, всех вас вместе краше!Ведь не порок прославил Арцыбашев, —Лишь искренность, которой нет родней.Людей им следовать не приглашая,Живописал художник, чья большая, —Чета не вашим маленьким, — коряВас безукорно, нежно сострадая,Душа благоуханно-молодаяУмучена законом дикаря.
1927
Ахматова
Послушница обители ЛюбвиМолитвенно перебирает четки.Осенней ясностью в ней чувства четки.Удел — до святости непоправим.Он, Найденный, как сердцем ни зови,Не будет с ней в своей гордыне кроткийИ гордый в кротости, уплывший в лодкеРекой из собственной ее крови.Уж вечер. Белая взлетает стая.У белых стен скорбит она, простая.Кровь капает, как розы, изо рта.Уже осталось крови в ней немного,Но ей не жаль ее во имя Бога;Ведь розы крови — розы для креста…
1925
Байрон
Не только тех он понял сущность стран,Где он искал — вселенец — Человека,Не только своего не принял века, —Всех, — требовательный, как Дон-Жуан.Британец, сам клеймящий англичан,За грека биться, презирая грека,Решил, поняв, что наилучший лекарьОт жизни — смерть, и стал на грани ран.Среди аристократок и торговокИскал внутри хорошеньких головокТого, что делает людей людьми.Но женщины для песнопевца волиОбъединились вплоть до ГвиччиолиВ угрозу леди Лэмб: «Remember me».[8]