Том 4. Пьесы и радиопьесы

Писатель. Врешь, негодяй! Именно сегодня каждый, кто умирает от твоей руки, — бунтарь.

Палач. Я тоже считаю, что многие хотели бы так умереть.

Писатель. Каждый волен выбирать, как ему умереть.

Палач. Но только не приговоренный к казни. Тут, сударь, нужна публика. Так оно и было в прежние времена.

Казнь была торжественным актом, на зрелище собиралось много людей: судья, прокурор, защитник, священник, журналисты, врачи, просто любопытные. Все в черных сюртуках, как на церемонии государственного масштаба. Иногда, чтобы добавить событию импозантности, раздавался еще и треск барабанов. В такой атмосфере приговоренному ничего не стоило произнести зажигательную обличительную речь, прокурор, случалось, зеленел от злости и в ярости кусал губы. Сегодня все изменилось. Умирают наедине со мной. Даже священника не приглашают, а о суде и говорить нечего. Из презрения ко мне осужденные отказываются от последнего слова. Какая же это казнь, когда концы с концами не сходятся, когда попираются права жертвы? Умирают равнодушно, как животные, тут уж не до искусства смерти. А если время от времени обвиняемые все же предстают перед судом, потому что так нужно государству, если при исполнении приговора присутствуют прокурор и судья, то осужденный в этом случае предстает окончательно сломленным человеком, с ним можно делать все что угодно. Такая смерть — жалкое зрелище. Да, сударь, наступили другие времена.

Писатель. Другие времена! Даже палач это заметил!

Палач. Я никак не могу взять в толк, что, собственно, происходит с нашим миром…

Писатель. В нем правит бал палач, друг мой! Я тоже хотел умереть как герой. А оказался один на один с тобой.

Палач. Один на один со мной в тишине ночи.

Писатель. И мне остается только подохнуть как скотине.

Палач. Сударь, есть и другой способ умереть.

Писатель. Так расскажи, каким образом в наши дни можно умереть, а не сгинуть.

Палач. Сударь, надо со смирением принять свою смерть.

Писатель. Мудрость, достойная палача! В наши дни нельзя быть смиренным, парень! И принимать смерть со смирением тоже нельзя. Эта добродетель сегодня просто неприлична. Надо до последнего вздоха бороться с преступлениями, которые совершаются против человечества.

Палач. Борьба — дело живых, сударь, перед умирающими стоят другие задачи.

Писатель. Перед умирающими стоят те же задачи, что и перед живыми. На мою долю выпало этой ночью, в этой комнате, в окружении моих книг, созданий моего духа, еще до рассвета умереть от руки презренного человека, без предъявленного обвинения, без суда и защиты, без приговора, даже без священника, который положен последнему преступнику! Умереть, как гласит приказ, тайно, чтобы не узнали люди, даже те, что спят в этом доме. И ты требуешь от меня смирения! Наше бесчестное время, которое убийц делает государственными мужами, а палачей — судьями, вынуждает правых умирать смертью преступников. Ты сказал, что преступники сопротивляются. Отлично, палач! Я буду сопротивляться.

Палач. Сопротивляться мне бессмысленно.

Писатель. В наше варварское время только сопротивление палачу имеет смысл.

Палач. Вы подошли к окну…

Писатель. Я не уйду в небытие без шума, без звука, как камень в пучину. Пусть все слышат, что я сопротивляюсь. Я стану кричать в раскрытое окно, я разбужу этот рабский город! (Кричит.) Люди, слушайте! Меня хотят зарезать как скотину! Я вступил в схватку с палачом! Люди, вылезайте из своих постелей! Посмотрите, в каком государстве мы живем!

Тишина.

Что ж ты мне не мешаешь?

Палач. Зачем?

Писатель. Я буду кричать снова.

Палач. Кричите на здоровье.

Писатель(неуверенно). Ты не хочешь со мной бороться?

Палач. Борьба начнется, когда вас обхватят мои руки.

Писатель. Понимаю! Ты играешь со мной, как кошка с мышью. На помощь!

Тишина.

Палач. Видите, никто не откликается.

Писатель. Будто я и не кричал…

Палач. Никто не спешит на помощь.

Писатель. Никто.

Палач. И в доме никто не проснулся.

Писатель. Ни звука.

Тишина.

Палач. Что же вы не кричите?

Писатель. Какой в этом смысл?

Палач. Каждую ночь очередная жертва взывает о помощи, но никто не откликается.

Писатель. Сегодня умирают в одиночку. Страх слишком велик.

Тишина.

Палач. Не хотите ли снова присесть?

Писатель. Ничего другого мне не остается.

Палач. Я вижу, вы пьете шнапс.

Писатель. Кто намерен сразиться с тобой, тому выпить не помешает. На, паршивая собака, получай! (Плюет шнапсом в лицо палачу.)

Палач(спокойно). Вы вне себя от отчаяния.

Писатель. Я плюю тебе в лицо, а ты спокоен. Тебя ничем не проймешь!

Палач. Не я должен умереть этой ночью.