Том 4. Пьесы. Жизнь господина де Мольера. Записки покойника

Первый. Выдумали балы! Черт бы их побрал и тех, кто выдумал. На три часа сойдутся вместе, а на три года пойдет потом сплетней! Чему сдуру обрадовались?! В губернии неурожаи, дороговизна, так вот они за балы! Эка штука, разрядились в бабьи тряпки! Иная навертела на себя тысячу рублей. А ведь на счет же крестьянских оброков или, что еще хуже, на счет совести нашего брата. Ведь известно, зачем берешь взятку и покривишь душой: для того, чтобы жене достать на шаль или на разные роброны, провал их возьми, как их называют! Кричат: «Бал! Бал! Веселость!» Взрослый, совершеннолетний вдруг выскочит весь в черном, общипанный, обтянутый, как чертик, и начнет месить ногами! В губернии голод, а они — балы!

Нет, право, после всякого бала точно как будто какой грех сделал; и вспомнить даже о нем не хочется. Ну что из него выжмешь, из этого бала? Ну если бы какой-нибудь писатель вздумал описывать эту сцену так, как она есть? Ну и в книге, и там была бы она так же бестолкова, как в натуре. Плюнешь, да и книгу потом закроешь!

Но Ноздрев, Ноздрев! Но какая же дрянь! Какая бестия! Теперь наврут, прибавят, распустят черт знает что! Выйдут такие сплетни!! Дурак, дурак, дурак я! Чтоб черт побрал его... И, кажется, болен я, простуда, флюс... И вдруг прекратится, боже сохрани, моя жизнь...

И когда глядела ему в окна слепая ночь и пересвистывались отдаленные петухи, готовились события, которые увеличат неприятность положения моего героя.

Поутру весь город заговорил про мертвые души и губернаторскую дочку. Про Чичикова и мертвые души. Про губернаторскую дочку и Чичикова. Про Ноздрева и мертвые души и про Коробочку. Вдруг все, что ни есть, поднялось. Началась в головах кутерьма, сутолока. Мертвые души. Черт его знает, что это значит, но в них заключено что-то, однако ж, весьма скверное, нехорошее. Что такое мертвые души?!

Как вихорь, взметнулся дотоле, казалось, дремавший город. Показался какой-то Сысой Пафнутьевич и Макдональд Карлович, о которых и не слышно было никогда... На улицах показались крытые дрожки, неведомые линейки, дребезжалки, колесосвистки...

Колокольчик.

И заварилась каша! (Скрывается.)

Занавес открывается. Комната голубого цвета. Попугай качается в кольце.

Софья Ивановна (влетая). Вы знаете, Анна Григорьевна, с чем я приехала к вам?

Анна Григорьевна. Ну, ну!..

Софья Ивановна. Вы послушайте только, что я вам открою. Ведь это история... Сконапель истоар!..

Анна Григорьевна. Ну, ну!..

Софья Ивановна. Вообразите, приходит сегодня ко мне протопопша, отца Кирилла жена, и что б вы думали, наш-то приезжий, Чичиков, каков? А?

Анна Григорьевна. Как, неужели он протопопше строил куры?!

Софья Ивановна. Ах, Анна Григорьевна, пусть бы еще куры. Вы послушайте, что рассказала протопопша. Коробочка, оказывается, остановилась у нее. Приезжает бледная как смерть и рассказывает. В глухую полночь раздается у Коробочки в воротах стук ужаснейший... и кричат: «Отворите, отворите, не то будут выломаны ворота!..»

Анна Григорьевна. Ах, прелесть, так он за старуху принялся?.. Ах, ах, ах...

Софья Ивановна. Да ведь нет, Анна Григорьевна, совсем не то, что вы полагаете.

Резкий колокольчик.

Анна Григорьевна. Неужели вице-губернаторша приехала? Параша, кто там?..

Макдональд Карлович (входя). Анна Григорьевна. Софья Ивановна. (Целует ручки.)

Анна Григорьевна. Ах, Макдональд Карлович!

Макдональд Карлович. Вы слышали?!

Анна Григорьевна. Да, как же. Вот Софья Ивановна рассказывает.

Софья Ивановна. Вообразите себе только, является вооруженный с ног до головы, вроде Ринальдо Ринальдини.

Макдональд Карлович. Чичиков?!

Софья Ивановна. Чичиков. И требует: продайте, говорит Коробочке, все души, которые умерли...

Макдональд Карлович. Ай-яй-яй...

Софья Ивановна. Коробочка отвечает очень резонно. Говорит: я не могу продать, потому что они мертвые... Нет, говорит, не мертвые... Кричит, не мертвые... Это мое дело знать!.. Если б вы знали, как я перетревожилась, когда услышала все это...

Макдональд Карлович. Ай-яй-яй-яй...

Анна Григорьевна. Что бы такое могли значить эти мертвые души? Муж мой говорит, что Ноздрев врет!

Софья Ивановна. Да как же врет?.. Коробочка говорит: я не знаю, что мне делать! Заставил меня подписать какую-то фальшивую бумагу и бросил на стол ассигнациями пятнадцать рублей...

Макдональд Карлович. Ай-яй-яй-яй... (Неожиданно целует руки Анне Григорьевне и Софье Ивановне.) До свидания, Анна Григорьевна. До свидания, Софья Ивановна.

Анна Григорьевна. Куда же вы, Макдональд Карлович?