Том 4. Письма 1820-1849

Из этого благословенного письма я усмотрел, что ты еще не получила моего бюллетеня из Берлина и, следственно, не имела никаких оснований думать, что я нахожусь на берегах Рейна, а не на дне Балтийского моря. Ты, однако, была вполне права, что предположила первое, ибо это было самое вероятное… Предчувствие подсказало мне, что твой брат уже выехал из Мюнхена. Я предполагал это ввиду того, что на мое письмо он ответил молчанием. Но это вряд ли стоит считать неудачей, ибо ничто не мешает мне съездить к нему в Остенде. Многие из моих знакомых тоже предполагают поехать туда; Остенде находится у подножия того склона, по которому, раз уж попал на берега Рейна, трудно не спуститься. Сама канцлерша собирается туда с дочерью и одною из племянниц, и я рад буду увидеть ее снова водворившейся, и в обществе ее невестки. Оба брата Мухановых^*, мои сотрапезники и верные баденские спутники, тоже будут там, равно как и две наших литературных знаменитости — Хомяков и Гоголь. Вот тебе сколько имен. Но ведь мы — ты, я и госпожа де Севинье^* — уже условились, что в письмах только имена и занятны.

Итак, весьма вероятно, что я съезжу в Остенде, но я еще не могу сказать, когда. Сначала я проведу четыре-пять дней у моего августейшего друга, которая, как говорят, совсем пала духом от скуки своей теперешней жизни, да и действительно, жизнь здешняя должна быть мало развлекательна, ибо местечко это, лежащее в горном ущелье, представляет собою больницу для неизлечимых или почти неизлечимых. Между нами говоря, помимо преданности, к этому посещению меня побуждают и довольно корыстные соображения. Но так как это мое личное дело, то скучно об этом говорить, да и всегда успеется, если что-нибудь из этого выйдет^*.

Я провел в Бадене одиннадцать дней и должен тебе признаться, что Баден несколько обманул мои ожидания. Местность очаровательная, но в отношении съехавшегося общества я ждал чего-то более блестящего и полного. Говорят, не знаю, правда ли это, — что нынешний сезон особенно тускл. Как бы то ни было, я не встретил ни одного сколько-нибудь известного имени, ни одной европейской знаменитости и даже, исключая несколько русских семейств, мало знакомых. Я думал устроить здесь смотр всем моим новым и старым немецким друзьям, а в конечном счете могу упомянуть лишь князя Эхингенского, шурина герцога Лейхтенбергского^*, которого ты, вероятно, помнишь, молодого Лотцбека^*, ставшего еще придурковатее, Керсдорфа, племянника Эйхталя, авантюриста Сен-Джона с женою и детьми. Кроме того, я познакомился со стариком Оттерштедтом, отцом нашего, который умнее своего сына, но совершенно похож на старую больную обезьяну, что вызывает у меня сильнейшее опасение за будущность нашего друга, ибо иногда в семейном сходстве скрывается невероятное коварство.

А что до русских, бывших в Бадене, то всех их ты знаешь: вдова Льва Нарышкина, княгиня Юсупова, которая накануне моего отъезда вновь обрела своего друга, две племянницы графини Нессельроде, госпожа Полетика…^* и т. д. и т. д. Но я уже устал описывать вещи и лиц, которые мне так же безразличны, как и я им. Милая моя кисанька, хочешь знать, от чего зависит теперешнее мое настроение? От убеждения, черпаемого мною отовсюду, что время мое минуло и что ничто в настоящем уже не принадлежит мне. Страны, которые я вновь увидел, стали уже не те.

Могу ли я забыть, что в былое время, когда я посещал их в первый, во второй, в третий раз, я был еще молод и был любим. — А нынче я стар и одинок, очень одинок.

Но, ради Бога, береги себя, ибо пока ты еще есть — не все еще стало небытием.

Я хотел сказать тебе тысячу разных разностей и не сказал. Какая глупость — письма! Нежно обнимаю детей, и особенно Дмитрия, раз он меня замещает. Прости, моя кисанька. Сейчас около полуночи.

Ф. Т.

Вяземскому П. А., 28 июля/9 августа 1847 *

141. П. А. ВЯЗЕМСКОМУ 28 июля/9 августа 1847 г. Франкфурт-на-Майне

Francfort s/M. Ce 9 ao^ut n. st. 1847