Читаем Том 4. Письма 1820-1849 полностью

Очень большое неудобство нашего положения заключается в том, что мы принуждены называть Европой то, что никогда не должно бы иметь другого имени, кроме своего собственного: Цивилизация. Вот в чем кроется для нас источник бесконечных заблуждений и неизбежных недоразумений. Вот что искажает ваши понятия… Впрочем, я более и более убеждаюсь, что всё, что могло сделать и могло дать нам мирное подражание Европе, — всё это мы уже получили. Правда, это очень немного. Это не разбило лед, а лишь прикрыло его слоем мха, который довольно хорошо имитирует растительность. Теперь никакой действительный прогресс не может быть достигнут без борьбы. Вот почему враждебность, проявляемая к нам Европой, есть, может быть, величайшая услуга, которую она в состоянии нам оказать. Это, положительно, не без промысла.

Нужна была эта с каждым днем все более явная враждебность, чтобы принудить нас углубиться в самих себя, чтобы заставить нас осознать себя*. А для общества, так же как и для отдельной личности — первое условие всякого прогресса есть самопознание. Есть, я знаю, между нами люди, которые говорят, что в нас нет ничего, что стоило бы познавать. Но в таком случае единственное, что следовало бы предпринять, это перестать существовать, а между тем, я думаю, никто не придерживается такого мнения.

Прощайте, князь. Еще раз благодарю вас. Рассчитываете ли вы отправиться сегодня вечером к госпоже Смирновой?

С глубочайшим почтением. Ф. Тютчев

Тютчевым Д. Ф. и Е. Ф., осень 1849*

148. Д. Ф. и Е. Ф. ТЮТЧЕВЫМ Осень 1849 г. Петербург

Mes ch`eres filles. J’ai vu hier la tante Mouravieff `a son retour de Smolna, et il a 'et'e convenu entre nous que c’est elle qui passerait chez Madame L'eontieff dans le courant de la semaine prochaine pour lui demander de vous laisser aller chez elle. Je suis bien contrari'e, mes ch`eres enfants, de me trouver ainsi toujours dans le cas de vous contrarier…et je compte bien venir demain vous en demander humblement pardon. En attendant je vous embrasse de tout mon coeur.

T. Tutchef

Перевод

Милые мои дочери, я виделся вчера с тетушкой Муравьевой по ее возвращении из Смольного, и мы порешили между собой, что она поедет к госпоже Леонтьевой на будущей неделе и попросит ее отпустить вас к себе. Я весьма огорчен, мои милые дети, тем, что мне приходится постоянно причинять вам огорчение…и рассчитываю завтра смиренно испросить у вас прощения за это. Пока же обнимаю вас от всего сердца.

Ф. Тютчев

Тенгоборскому Л. В., 3 декабря 1849*

149. Л. В. ТЕНГОБОРСКОМУ 3 декабря 1849 г. Петербург

Monsieur,

J’ai lu votre m'emoire* avec une bien grande satisfaction, j’oserai dire, avec une satisfaction d’amour-propre. Car j’y ai trouv'e la confirmation 'eclatante de tout ce que j’ai pens'e, c’est-`a-dire pressenti et conjectur'e au sujet de l’Autriche, car pour voir il faut ^etre sur les lieux. En l’absence des objets on ne peut que les pressentir. Votre m'emoire contient des paroles d’or, m^eme `a notre adresse.

Mais savez-vous l’impression d'efinitive qui m’en est rest'ee relativement `a l’Autriche? C’est que ce pays est d'ecid'ement et sans retour vou'e `a la r'evolution, et cela par une tr`es simple raison: c’est que l’Autriche, dans l’int'er^et de sa conservation, m^eme momentan'ee, est oblig'ee de se faire plus allemande que jamais. Or, n’en d'eplaise `a ceux que ce fait contrarie beaucoup, la civilisation allemande, la pens'ee, l’intelligence allemande — die deutsche Bildung, telle que la voil`a faite et constat'ee, est r'evolutionnaire d’outre en outre — il n’y a plus une fibre en elle qui n’appartienne `a la r'evolution. Ceux qui nieraient cela, ou ne veulent pas voir, ou sont incapables de voir le principe sous les apparences. Et voil`a pourquoi la constitution du 4 Mai* n’est pas un accident, mais une n'ecessit'e que les gouvernants en Autriche ne secoueront jamais. C’est le lien par lequel ils se rattachent non pas `a l’Allemagne, mais `a la pens'ee, `a la civilisation allemande. Et maintenant quoi qu’ils fassent, qu’ils essaient de pratiquer consciencieusement des institutions impraticables, ou bien qu’ils fassent de l’arbitraire, de la bureaucratie et de la dictature, tout ce qu’ils feront sera n'ecessairement r'evolutionnaire.

Mais si la r'evolution est un dissolvant tout-puissant, m^eme appliqu'e `a un 'etat fortement et solidement homog`ene, comme l’est la France, par exemple, que sera-ce donc pour un empire comme l’Autriche? Ce sera 'evidemment de l’'etisie galopante. Personne ne l’a mieux fait voir que vous dans votre m'emoire.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 шедевров русской лирики
100 шедевров русской лирики

«100 шедевров русской лирики» – это уникальный сборник, в котором представлены сто лучших стихотворений замечательных русских поэтов, объединенных вечной темой любви.Тут находятся знаменитые, а также талантливые, но малоизвестные образцы творчества Цветаевой, Блока, Гумилева, Брюсова, Волошина, Мережковского, Есенина, Некрасова, Лермонтова, Тютчева, Надсона, Пушкина и других выдающихся мастеров слова.Книга поможет читателю признаться в своих чувствах, воскресить в памяти былые светлые минуты, лицезреть многогранность переживаний человеческого сердца, понять разницу между женским и мужским восприятием любви, подарит вдохновение для написания собственных лирических творений.Сборник предназначен для влюбленных и романтиков всех возрастов.

Александр Александрович Блок , Александр Сергеевич Пушкин , Василий Андреевич Жуковский , Константин Константинович Случевский , Семен Яковлевич Надсон

Поэзия / Лирика / Стихи и поэзия
Монады
Монады

«Монады» – один из пяти томов «неполного собрания сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007), ярчайшего представителя поэтического андеграунда 1970–1980-x и художественного лидера актуального искусства в 1990–2000-е, основоположника концептуализма в литературе, лауреата множества международных литературных премий. Не только поэт, романист, драматург, но и художник, акционист, теоретик искусства – Пригов не зря предпочитал ироническое самоопределение «деятель культуры». Охватывая творчество Пригова с середины 1970-х до его посмертно опубликованного романа «Катя китайская», том включает как уже классические тексты, так и новые публикации из оставшегося после смерти Пригова громадного архива.Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия / Стихи и поэзия