Том 4. После конца. Вселенские истории. Рассказы

— Ужас в том, что это хлынуло к нам, — вставила Таисия.

— Да, но у нас же это все по-другому, вы сами, Таисия, знаете, — ответил Зернов. — У них порядок, наверху которого зияет золотой телец. У нас деньги вошли в жизнь и в сознание, но вместе с хаосом. Что бы нам ни подкинули, все у нас превращается в черт-те что, в сюр. У молодежи в голове дикий хаос, где еще сохранилось что-то прежнее, родное, вместе с какими-то другими непонятными импульсами, истерическими порывами, а не одни только деньги в душе… Я же имею дело с молодежью…

— Что же там от прежнего, родного?! — спросил Румов.

— Что-то духовное, вечно необходимое живет во многих. Родители, к примеру. И что радует — наша Россия, земля. А ведь против этого главным образом шла война начиная с 90-х годов. И все-таки, несмотря на хаос, это чувство не задушили. Ничего у этих западных интеллектуалов не получилось. Не на тех нарвались.

— Надо выпить за это. Чтобы у них никогда не получилось, — спохватилась Таисия.

За это дружно выпили.

— Что удивительно, — продолжала Таисия, — так это их пугающая ненависть ко всему, что на них не похоже. От людей до политики. Но ведь они же прагматики! При чем здесь эта их дебильная, страшная ненависть? Кстати, к нам это имеет прямое отношение. Я, конечно, говорю не о народе; эти, где находится Россия или Франция, и то не знают. Я имею в виду политический истэблишмент. Они не могут понять, как могут существовать люди, не похожие на них, на американцев. Даже история часто интерпретируется так, что ни глазам, ни ушам не верится; мол, древние греки или римляне страдали галлюцинациями, отсюда их вера в богов, а на самом деле, если исключить галлюцинации, это были простые ребята, такие же, как и мы, американцы…

— Ну, не все же так, — возразил Зернов. — Бред не может быть тотальным…

— Может. К этому все идет, — защитил сестру Румов. — Для них и Данте, и Гете — ковбои, по существу.

— Ладно. Мне нужно бежать. С вами я и на ученый совет опоздаю, — спохватился Зернов и быстро собрался.

…Таисия и Петр опять остались одни, и их речь потекла по другому руслу. Даже молчание приносило радость. Философский инцест был на уровне.

Глава 6

Румов быстро нашел Норинга и договорился с Зерновым. Зернов принял их в Институте философии, в своем уединенном кабинете. Румов предупредил Зернова, что он не будет особо встревать в их беседу, Норинг ему уже порядком надоел, потому что он не может понять, что за тип и откуда этот мнимый предшественник Антихриста взялся.

Был уже вечер, закат глядел в окно. Познакомились. Со стороны Зернова даже любезно. Может быть, Антихрист, но все-таки гость.

Беседа началась с каких-то неопределенных замечаний о родителях, о неудобстве в самолетах, но вскоре Норинг энергично перешел к делу. Он начал с того, что хотел бы поговорить о будущей исторической роли Антихриста «с таким теологически образованным человеком, как вы, Михаил Дмитриевич». Зернов кивнул головой. Но потом беседа приобрела крутой характер. В голосе Норинга звучала уверенность и даже наглость. В целом он обрисовал ту же картину его убеждений, какую он изобразил на своих предыдущих лекциях. Но выразил свое учение в понятиях, более соответствующих уровню своего нового собеседника. Упор он сделал в основном на двух, как он выразился, реалиях.

Первое, что его учение вытекает из его духовного опыта, который предшествовал его рождению в этом мире. У него есть основания так утверждать, но, естественно, ввиду такого необычного характера его опыта он не может, не имеет права говорить конкретно, что с ним происходило до того, как его душа вошла в человеческое тело.

На это Зернов холодно ответил, что он не сомневается в честности такого заявления Альфреда в том смысле, что такой духовный опыт действительно был. Но такого рода опыт бывает разный, и не обязательно, что субъект этого опыта правильно его понимает и тем более имеет действительные знания об источнике этого опыта.

На это Альфред резко возразил, что он прекрасно знает источник этого опыта. Этот источник — сам Антихрист, который ждет своего часа. Зернов пожал плечами.

— Ну что же, блажен, кто верует, — насмешливо заключил он.

Второй «опорный пункт» состоял в том, что любые трансцендентные, запредельные идеи и понятия, выраженные в таких религиях, как христианство или ислам, или в такой глубинной метафизике, какой является Веданта или даосизм, — губительны, глобально вредны человеческому роду, ибо они уводят человека в сферу, по существу, закрытую и недоступную для него, хотя возможны исключения, касаемые очень немногих людей. И то неизвестно, чем такие путешествия в запредельное для них кончатся. Христианство в своих высших проявлениях, например как тот же исихазм или другие формы, — слишком высокая планка для человека. Не нужно заниматься самообманом. Человек — не то существо, каким бы его хотел видеть Христос. Что же делать с миллиардами людей, которые не способны реализовать даже самые простые нравственные требования, о которых говорят традиционные религии, особенно христианство?