Но были и некие таинственные, внезапно возникающие вспышки какой-то реальности, на момент вторгающейся в наш мир. Иногда Румов узнавал, точнее, чувствовал нечто подобное в лицах людей на улице, в метро. Кроме того, после разлуки с Россией и Таисия, и Петр еще острее восприняли звуки русской речи, тончайшие интонации, уводящие в какую-то внутреннюю бездну. Румову казалось, что это особенно отчетливо проявлялось у женщин, у некоторых из них… Доносились до него и слухи об активности Альфреда, довольно разорванной. То выступление в академической среде, то в тот же день вечером по линии общества смертологов. И речь становилась все более обтекаемой, более зашифрованной, порой даже до комизма. Реакция у слушателей, эдаких, по лихим мыслям Альфреда, кандидатов в царство Антихриста, была тоже неопределенна, но значительна.
— Что-то тут не то, — говорили одни.
— Не то, но важное, непростое «не то», — возражали другие.
Одним словом, Норинг нащупывал Россию, но как-то истерично, то туда, то сюда; бывало и по два-три выступления за день.
…Утром в квартире Румова раздался звонок, такой обычный и такой тревожный. Ибо кто знает, что несет с собой ветер повседневности… Говорил Норинг — каким-то испорченно-надтреснутым голосом.
— Петр, приходите. Я выступаю перед группой каких-то крайних, не то анархистов, не то блаженных. Я ваш народ не пойму.
— Зачем вам такие?
— Хочу понять русское подсознание. В таких людях оно становится явным.
— А как они себя называют?
— «Сами». Они объявили, что они «Сами».
— О, слышал. Я, правда, слышал, что о них говорят, будто там одна клиника, безумные.
— Нет. Внешне — да. Но на самом деле…
— На самом деле — посмотрим. Встреча — завтра.
И он дал адрес и время.
…Румов решил присоединить к поездке сестру и Зернова. Зернов по некоторым высшим причинам отказался. Встреча назначалась в одном довольно заброшенном литературном молодежном клубе, в одном из уголков старой Москвы, в Замоскворечье. Помещение оказалось маленьким, но заброшенным, клуб был не в смысле посещаемости и интереса к нему, а по той анархичности, которая в нем царила. Впрочем, находилась там и комнатка-уголок, где можно было попить чаю или кофе. В нем и приютились Петр и Таисия в ожидании прихода «Самих», в которых бедный последователь Антихриста искал русское подсознание.
— Слово-то какое — «подсознание». Типично омерзительное, — сказала Таисия, обращаясь к брату и попивая чаек. — Прямо из фрейдистской преисподней…
— Конечно. Но для подлинной преисподней Фрейд все же мелковат…
Так тихонько разговаривали они. В другом углу, но прямо перед их глазами виделся, но особо не шумел телевизор с его очередной программой. И вдруг на экране возникла молодая женщина, приятная блондинка, и стала петь. Слова разносились такие:
И она напевала, повторяя эти слова с какой-то утробной настойчивостью, охватившей все ее тело и сознание… Так продолжалось минут пять, пожалуй, во всяком случае, так показалось Таисии и Румову. Они переглянулись.
— Если это наше подсознание — я за. Точнее, наоборот, внутреннее осознание и воля, — сказала Таисия.
— Молодец, девочка, — похвалил Румов выступавшую. — Так держать. Зазвездные полеты полетами, но чтобы летать, надо быть, и быть всегда, — заключил он.
— Хоть бы она жила лет сто, — пробормотала Таисия.
— А потом — в вечности.
— В вечности она будет другая; та ли? — вдруг с грустью заметила Таисия.
Румов сразу понял намек, и потому у него слегка дрогнуло сердце.
— Но преемственность, как известно, может сохраниться, — тихо ответил он. — Для этого нужен ряд условий. Душа должна быть не только высокой, но чтобы то, что свершалось ею здесь, нуждалось в развитии там…
— Неужели ты думаешь, что в нас этого нет?
— Не думаю. Но надеюсь. Но главное, чтобы раскрытие наших с тобой душ шло, пусть с разными оттенками, но в одном метафизическом направлении. Тогда мы будем вместе…
Румов заметил, что в глазах Таисии мелькнули слезы. Мелькнули и ушли вглубь. Румов промолчал несколько секунд и потом резко сказал:
— Да, да, да… Тася, послушай… Ты же знаешь, что наши души соединены в одно мистическое целое… Какая разница, в каком мире и где мы будем находиться, раз мы соединены такой мощной силой? Ведь мы не только физически брат и сестра. Это мистическая связь, ты моя мистическая сестра, прямо по герметизму… Такое случается в жизни редко, но случается. Нам нечего бояться разлуки, она невозможна.
— Фактически — нет, но практически — да, нужно. Боязнь создает напряжение.
— Напряжение всегда есть, пока мы люди.
— А та девушка, что хочет быть, — промолвила Таисия, — и в другой жизни сохранит принцип русской души…