Читаем Том 4. После конца. Вселенские истории. Рассказы полностью

— Да я больше боюсь, что она меня съест… Вберет в себя… Проглотит… Я сам тенью стану… А она — живым существом! — истерично проговорил Голиков.

— Ладно… Ты мне дурдом не устраивай…

Но Зябликов все-таки осторожно покосился — тени не было.

Расстались друзья почему-то холодно.

Для Голикова началась новая жизнь. Тень свою от людей он прятал. Если появлялась, отскакивал, шарахался, убегал в угол какой-нибудь, где тень не падала. Картинки его, между прочим, стали продаваться еще лучше. Голикову показалось, что в этом ему подмогнула тень. Такая ситуация напугала его, и деньги за картины он старался быстрее потратить или отдать друзьям — от беды подальше.

Тень уже не росла, а становилась как-то субстанциональней и живей. Даже чуть-чуть самостоятельней.

Голиков наконец не выдержал и обратился к специалисту по сверхъестественному. Эксперт был полутайный, как бы подлинный, и адрес вручил ему переменивший свою точку зрения Зябликов.

Эксперт, высокий старик, похожий на спятившего зрелого Дон Кихота, встретил его ласково и с чаем.

— Денег за духовные услуги не беру. Богом это запрещено, — ободрительно сказал он.

Голиков все рассказал. Эксперт помолчал минут десять. Потом сухо заявил:

— Случай — не вашего ума дело, Голиков. Причины и суть не могу вам поведать, потому что все равно не вместите, а если вместите, то умрете. Одно только могу посоветовать: живите как ни в чем не бывало. Плюньте на вашу тень. Непосредственной угрозы для вашей земной жизни она не представляет.

У Голикова потяжелели ноги:

— А для неземной?

Эксперт развел руками.

— Здесь очень много вариантов и возможностей. Не забивайте себе голову неземной жизнью. Не вы там хозяин.

…Голиков не стал забивать.

«Я существо невечное, — размышлял он, — что мне о вечности заботиться. Но все-таки боязно». Страх, хоть и мелкий, был, но под рукой на этот случай всегда была водка.

И наконец счастье улыбнулось ему. Не все коту побои. Встретил девушку. И где-то ее полюбил. Жену пришлось бросить.

Лена была существо нежное, впечатлительное и трусливое. Единственное, чего она не понимала, — это то, почему и за что она попала на этот свет. Голиков так в нее влюбился, что в пылу любовной горячки почти забыл о своей тени. А зря.

На третий день уже постельного их бытия Лена, проснувшись, увидела тень приподнявшегося над нею Голикова. Тень была до безобразия сверхъестественной и зримой. Леночка, которая улицу-то переходить всегда побаивалась, потеряла сознание. Обморок был глубок, но жизнь не задел.

Очнувшись, Лена собралась с духом и попросила его покинуть эту квартиру раз и навсегда.

«Я не за него, а за эту тень выйду замуж, если с ним буду жить», — пробормотала она про себя.

И потом подошла к зеркалу, любуясь своим существованием.

Голиков, сколько ей ни звонил, получал один ответ: «Я девушка нежная, трусливая и за сумасшедшую тень замуж не выйду».

Это окончательно сломило Голикова. Он запил, да так, что непрерывно пил всю оставшуюся жизнь и после смерти тоже.

<p>Читатели</p>

Семен Аркадьевич Глубоководов был, насколько он себя помнил, писателем, но помнил он себя не всегда.

Жил и творил он еще в советское время, особенно в 70-е годы. Писал о героях труда, хотя, если говорить прямо, были они у него со странностями. Из книги в книгу кочевал у Глубоководова главноособенный персонаж его произведений — Никита Корягин. Кочевал он неизменно со своей супругой Викторией Гавриловной и со своей сестрой Ангелиной…

Все бы хорошо, но читателей у Глубоководова не было. Не было, как будто их вообще не существует. Глубоководов тогда затосковал. Сосед-старичок Аким Петрович один раз возьми и шепни ему на ухо:

— Не горюй, Сема, читателей надо искать в нижних водах.

Глубоководов изумился и спросил:

— А как их найти? Эти нижние воды?!

Аким Петрович ущипнул его за ляжку и сказал:

— Я тебя научу. Адресок дам.

И пошел Семен Аркадьевич Глубоководов искать читателей. Ибо Аким Петрович дал ему адресок. По этому адреску Семен и отправился. Открыла ему дверь преогромная дама в голубом:

— Вы от Акима Петровича? Знаю, знаю. Он предупредил меня. Проходите и будьте не то чтобы как в аду, но как дома.

Глубоководов удивился, но прошел.

— Мне читатели нужны, — пробормотал он.

— Будут вам читатели, милый Семен Аркадьич, — улыбнулась, словно она была с луны, дама. — Вы попали как раз вовремя. Меня зовут Милой, но только не называйте меня по имени.

Удрученный Глубоководов оказался в столовой. За круглым столом сидели пять человек, напоминающие мертвецов, сошедших с ума.

Дама в голубом пнула Глубоководова, указывая ему на свободное место за столом.

Один из людей, скорее напоминающий мертвый член, встал и сказал:

— Итак, начнем.

Глубоководов опять удивился.

— Семен Аркадьич, — доверительно сказала дама в голубом, — вы ведь хотите… — и дальше она прошептала что-то невнятное. — Итак, начнем.

Глубоководов любил своих героев. Особенно он почитал Никиту Корягина, самого развязного своего персонажа, смысл которого Глубоководов тщательно скрывал от несуществующих читателей.

Перейти на страницу:

Все книги серии Мамлеев, Юрий. Собрание сочинений

Том 1. Шатуны. Южинский цикл. Рассказы 60–70-х годов
Том 1. Шатуны. Южинский цикл. Рассказы 60–70-х годов

Юрий Мамлеев — родоначальник жанра метафизического реализма, основатель литературно-философской школы. Сверхзадача метафизика — раскрытие внутренних бездн, которые таятся в душе человека. Самое афористичное определение прозы Мамлеева — Литература конца света.Жизнь довольно кошмарна: она коротка… Настоящая литература обладает эффектом катарсиса, который безусловен в прозе Юрия Мамлеева; ее исход — таинственное очищение, даже если жизнь описана в ней как грязь. Главная цель писателя — сохранить или разбудить духовное начало в человеке, осознав существование великой метафизической тайны Бытия.В 1-й том Собрания сочинений вошли знаменитый роман «Шатуны», не менее знаменитый «Южинский цикл» и нашумевшие рассказы 60–70-х годов.

Юрий Витальевич Мамлеев

Магический реализм

Похожие книги

Вдовье счастье
Вдовье счастье

Вчера я носила роскошные платья, сегодня — траур. Вчера я блистала при дворе, сегодня я — всеми гонимая мать четверых малышей и с ужасом смотрю на долговые расписки. Вчера мной любовались, сегодня травят, и участь моя и детей предрешена.Сегодня я — безропотно сносящая грязные слухи, беззаветно влюбленная в покойного мужа нищенка. Но еще вчера я была той, кто однажды поднялся из безнадеги, и мне не нравятся ни долги, ни сплетни, ни муж, ни лживые кавалеры, ни змеи в шуршащих платьях, и вас удивит, господа, перемена в характере робкой пташки.Зрелая, умная, расчетливая героиня в теле многодетной фиалочки в долгах и шелках. Подгоревшая сторона французских булок, альтернативная Россия, друзья и враги, магия, быт, прогрессорство и расследование.

Даниэль Брэйн

Магический реализм / Самиздат, сетевая литература / Попаданцы