То время давно прошло, и в права свои вступало третье тысячелетие, еще не успевшее достаточно пофантазировать относительно судеб человеческих. Арина Викторовна так и продолжала работать на своей фабрике. Помоложе она немного била Василия Семеновича, а попросту — Василия. Дети в третьем тысячелетии разбрелись кто куда: один попал на лесоповал, другой с женой, с немкой, жил в Германии. Дети о родителях даже минуту в своей жизни не думали, но деньгами помогали. Василий навсегда отрекся от любой работы.
— Хватит, намаялся, что я, слон какой, с луны свалился, чтобы работать, не зная покою и своих мыслей. Хватит! — решил он вслух.
Жена тогда стояла рядом.
— Отдыхай, Вася, отдыхай, — слезливо проговорила она. — И слону тоже нужен отдых, особливо ежели он в человеческом облике.
Последние годы своей рабочей карьеры Матерова заедала тоска, которой раньше не было. И чем успешней он стоял в своей должности токаря высокой квалификации, тем больше тоска заедала его. Хотя никакой связи он тут не видел. Бросил работу, уйдя на пенсию, и сразу стало получше. Однако кидал он порой по сторонам какие-то совсем уже нездешние взгляды.
Жили они вдвоем в двухкомнатной квартире на окраине Москвы, в запустелом районе. Правда, рядом с домом открылся магазин, где все было.
Жили они на третьем этаже, и рядом по коридору размещались еще две квартиры. В одной, однокомнатной, существовал дядя Гриша, иначе — дедуля, но очень лихой, не по летам. А в другой, трехкомнатной, проживала мамаша Екатерина Павловна Лупанова с малыми детьми — сколько их, сказать было трудно. Все три семьи жили полудружно, но матом — ни-ни. Лифта не было, вернее, он был, но не работал, а лестница отличалась не грязью, а своей какой-то немыслимостью. Но жильцам было не до мышления, большинство ко всему относилось просто.
Так прошел годик, и Василий запел. Этого с ним никогда раньше не бывало. Аринушка услышала его за ужином, когда Василий, изрядно покушав, но без водки, вдруг запел, сидя в кресле.
Арина испугалась. Она последнее время вообще терпеть не могла никаких неожиданностей. А тут родной муж запел.
Пел он свое, несусветное, почерпнутое из дремучих встреч где-нибудь в пивной. К примеру:
И так далее и тому подобное.
Аринушка всколыхнулась:
— Ты с ума сошел, Вася. Откуда ты знаешь, какой есть черт?! Сидел бы и молчал.
Но Матеров с тех пор молчать меньше стал, больше пел. И Аринушка, бедная, стала привыкать.
— Если тоскливо тебе, Василий, бывает, сходи в баню, — советовала она.
В ответ Матеров пел.
Со временем пение стало утихать, и Арина повеселела. А тут Василий как-то ей говорит:
— Мне к бабушке надо съездить.
Арина даже рот разинула. Она знала, что у мужа где-то в деревне, под Костромой, живет бабушка.
— Одна она у меня, — добавил Вася.
Арина застыла в недоумении, закрыв рот. Бабусе было уже далеко за девяносто, но Матеров ранее о ней почти никогда не упоминал, и вдруг…
— Объясни, — вымолвила Арина.
— Потянуло, и все, — отрезал Матеров.
Арина замолчала, но в уме вздохнула. «Пусть едет, раз тянет, может, петь перестанет», — подумала она.
Василий уехал как-то внезапно, ничего не говоря, просто исчез, и все. Арина обиделась, но не более. Почему-то подумала: «Дядя Гриша, сосед, мне как-то говорил, что чем ближе к смерти, тем чудаковатей человек становится… Но мой-то не такой».
Где точно живет бабка, Арина и не знала… Матеров вернулся через неделю.
— Батюшки! — ахнула Аринушка.
Она еле узнала его, до того у Василия стал свирепый вид, и в связи с этим изменились даже черты лица. Нос покосился, челюсть выдвинулась вперед, а глаза… Аринушка в страшном сне таких не видала. «Съездил к бабусе», — мелькнуло в уме. Глаза налились кровью и выражали крайнюю решимость. Это тут же вылилось в действие: Матеров начал крушить все, что находилось в его квартире. Сначала полетел вверх, к потолку, ветхий, еще довоенный стул. Потом другой стул ударился в старинный буфет, доставшийся Арине от прадеда, разбил стекло, и с грохотом рухнула посуда, находящаяся в нем. Остальное не представляло ценности, но Матеров крушил все, на что падал его взгляд… Арина орала так, что сбежались соседи. Унять Матерова было трудно. Дядя Гриша, к примеру, полетел на пол. Но даже в этом бреду Арина не решилась вызывать милицию.
— Еще засудят моего.
Но стражей порядка вызывать бы пришлось, если бы Матеров не упал на диван и мгновенно не уснул.
Мамаша Лупанова ринулась к нему, обнюхала и сказала:
— Ни в одном глазу.
Событие это перевернуло многое.
Наутро, когда Матеров проснулся, Аринушка сидела около него и плакала. Она его жалела:
— Что с тобой, Вася, что с тобой было, расскажи…
И даже погладила его по ноге.
Василий присел и тупо оглядел разгромленную квартиру.
— Буйствовать хочу, — сказал громко.
— Да ты что? Почему? Бабка, что ли, зелья тебе подливала?!! Где ты был?