Том 4. После конца. Вселенские истории. Рассказы

А сама улепетнула поближе к Борисову и села с ним рядом. Два места пустовали, потом, после Зеи, на некотором расстоянии — Евгения Михина, она явно тяготела к Судорогову. Где-то приютился веселый Рудик. А как бы в центре царил чернобородый Лев Никаноров. Около него появилась лишняя бутылка, но алкоголь (его было немного) сам тонул в каком-то экстазе бытия и как таковой не чувствовался.

Зея послушно вслушивалась. Но в потоке слов, льющихся со всех сторон, она сначала различила всего несколько понятных ей. Остальные она слышала впервые. Видимо, это было что-то философское, специальное, тем более Галя ей подмигнула. Но потом пошло нечто более или менее доступное, хотя не всегда и не совсем, но произносимое с какой-то горячностью, как будто речь шла о жизни и смерти.

Слова вылетали яростно, как пули, с разных сторон; на Зею никто и не обращал внимания. Какие-то понятия и словосочетания были ей совершенно непонятны, тем более смысл фраз, но кое-что как будто доступное против ее воли врезалось в память и ошарашивало:

— Надо познать себя, раскрыть до таких глубин, чтобы дьяволу было тошно от нас и он в ужасе бежал бы от человека…

— Ад и рай должны заключить союз между собой, чтобы понять Всевышнего!

— У смерти благостное лицо!

— Замысел Божий о человеке состоит в том, чтобы создать существо, превышающее Его Самого… Такова великая тайна создания человека.

— Да вы что? С ума сошли? Какая наглость! В аду пожалеете о такой вере!

— Это только Судорогов мог такое сказать… А звучит заманчиво!

— Все, все может быть! Самое безумное осуществится, ибо Бог всемогущ! — защищала своего Судорогова Женя Михина. — Мне давно во сне кажется, что я уже не я, а что-то такое необъяснимое!

— Водки, водки! — вдруг закричал из своего угла Рудик. — Водки!

Ему налили.

— Хватит бреда! — прервала Галя. — Можно же быть немного поскромнее и считать человека просто образом и подобием Божьим…

— Много тысяч лет назад, еще до прихода Христа, — торжественно произнес Лев, — существовал текст, кажется, на санскрите, который гласил: «Люди будут летать на железных птицах, но дела их будут злы, и они отойдут от религии…» Вот такой текст появился в глубинах древнего мира… Люди отойдут от религии и, следовательно, от веры в бессмертие души. Иными словами, они отойдут от себя, от веры в себя и станут пародией на человека.

В это время внутренние двери отворились, и вошел молодой человек, который покинул эту комнату, как только Зея вошла.

— Они будут грызть стенки своего гроба, который они сами себе сколотили из своих удушающих воззрений на жизнь. Будут грызть и впитывать в себя яд, от которого все больше и больше мертвеют. Гроб — их вечный дом, — изрек он.

— Кто это? — тихо спросила Зея у Жени.

— Поэт, — ответила та. — И одновременно социолог. Вот какое необычное сочетание.

Зея абсолютно обалдела; весь этот поток мыслей, слов всколыхнул ее всю, вытащил из вечного покоя. Душа ее, ничего толком не понимая, стала содрогаться и метаться в каком-то ступоре. Сильно действовал на нее и вид этих людей. Ничего подобного она не переживала.

— Современная цивилизация — это чудовище, пожирающее людей, это главный поставщик человеческих душ в ад или в другие низшие жутковатые обители. В этом ее главная функция и высшая задача, о которой сами создатели этой цивилизации не имеют никакого представления. Они тоже жертвы. Чудовище злобно, кровожадно и доведет нашу планету до бунта против людей. Планете ничего не стоит смыть этот высокомерный в своем идиотизме мир…

— Россия духовно никогда не поддастся этой цивилизации. Внешне, частично, поверхностно — да, но по сути — никогда. Все это временно и будет сброшено в пучину времен.

— Водки! Водки! Водки!

Поток какой-то предсмертной горячки продолжался и продолжался.

— Бессмертия! Бессмертия! Вот подлинный нерв этой жизни! Я хочу жить вечно! Вечно, вечно, вечно!

— Не сходите с ума! Все мы жаждем жить бесконечно! Жить; жить и быть! Но в этом мире такое невозможно. Да вы околеете от скуки, если будете здесь лет 500. Здесь нет условий для бессмертия, для вселенской широты. Нужна вселенская Россия!

— Главное — при переходе в лучший мир сохранить непрерывность сознания…

— Бросьте, чего захотели… Небольшой перерыв нестрашен…

— Здесь нужно жить так, чтобы душа была шире земного шара… За жизнь, за любовь, за бессмертие!

— Пусть Вселенная провалится, а чтоб бессмертие было…

— И крыса хочет быть бессмертной… Ха-ха-ха!

— Водки, водки, водки!

Я буду мертвый — с лицом подъятым.
Придет, кто больше на свете любит:
В мертвые губы меня поцелует,
Закроет меня благовонным платом.

— Жажда жизни во мне больше, чем жажда водки!

— Смерть — это только форма жизни… Той жизни, которой не может быть на земле, в видимом мире…

— Хватит философского безумия, пора переходить к смыслу конкретных и современных, в некотором плане, пророческих стихов…

— Предложите! Мы слушаем.

Никаноров взял слово. Каким-то глухим голосом, словно не отсюда, он прочел: