Кутузова считали трусом.А он молчал. Не возражал.Не потакал придворным вкусам –и отступленье продолжал.Вокруг него роились толки,что он устал, что стал он слаб,что прежних сил – одни осколки,что он царю – лукавый раб.Улыбки злобны, взгляды косывплоть до немых враждебных сцен;доклады пишут и доносыто сэр Вильсон, то Беннигсен.Что им до русского народа,до нужд его и до потерь:они особенного рода,мужик же русский – дикий зверь.Зарытый в дебри да в болота,живет во тьме он много лет.Скачи, драгун! Пыли, пехота,хотя бы прямо на тот свет!А те, кто требовал сраженья(чего и ждал Наполеон!),случись бы только пораженье,в двойной согнулись бы поклон.О нем потом писали книги,превозносился в нем стратег;тогда ж вокруг одни интриги,придворный холод, неуспех.Стесняемый мундиром узким,он должен был молчать, терпеть…То был душой, без крика – русский,что завещал и нам он впредь!
1960
Великие
Лев Толстойпроходил по земле босиком,чтобы голой подошвойчувствовать теплую землю.Каждой малой былинкебыл шаг его легкий знаком,каждой светлой росинкеи каждому свежему стеблю.Ленинел тот же хлеб,что ели и мы.Тем же горем болел,что и вся громада народа…В гости брали к себевеликие мира умы,не поворачивая спину у входа.В гости брали к себе –в свой мир, в свой дом:память – уровнем чаши –все глубже полнится ими…Эти низкие комнатыосваивались с трудоми наконец становилисьсовершенно своими.Ясная ли Поляна –два каменных столба,словно два часовыху сердца нашего въезда.Это – наша природа,это – наша судьба,та, что в память навекивпечатается и въестся.До Симбирска не близко –через Оку и Суру,через Рязань и Саранск,к самой средине Волги…В низенький палисадникснова уносят насдумы о нем, мечтанья,воспоминанья, толки.Мы несем его в сердцевеликой земли нашей сына.Ничему, кроме правды,не придавал он на свете цены.С каждым юношей был они с каждым мужчиной,даже с каждым ребенкомсвоей страны.И страна ему отвечалаполным биением сердца –на каждое его слово,на каждый его призыв.Такс вершиной народасвязью тугой, суровойсвязываются навекинароданизы.