Вот он толкается в ее животе, да так сильно, что она охает и, опустив на колени руку с зажатым в ней гребнем, в блаженной забывчивости следит за тем, какие фокусы выкидывает ее первенец. Распущенные волосы свалились с плеч на постель; окутанная ими женщина сидит на низких нарах, словно медведица в берлоге, и затаенно улыбается своим мыслям и ощущениям. Кто он? Мальчик, конечно. Здесь она повесит ему люльку… Спасибо русским товарищам, дали комнату отдельную, хотя сами ютятся в общежитии!
Почти каждый день собираются они в этой избе за перегородкой, громко разговаривают, гремя железом. Монотонно жужжат станки; в привычные шумы врывается иногда рокот идущего трактора, а потом звонкий голос Зарифы. Как она не боится, отчаянная, ездить на такой страшной машине? Шум за стеной не мешает Наджии, напротив, он внушает ей уверенность в безопасности милого сердцу жилья, и в этом она похожа на голубя, свившего гнездо на верхней площадке вечно грохочущей буровой вышки.
Сегодня женщины поселка пойдут в баню. Наджия заранее смущенно краснеет. Что плохо здесь — так это баня: один раз в неделю — общая женская, на другой день — общая мужская. В татарской деревне, при всей бедности жителей, у каждой семьи своя банька: девочки-подростки стесняются даже матерей, женщины ходят мыться только с мужьями.
Зарифа, кажется, уже бежит, топает… Так и есть — она: с узелком под мышкой, в сапогах и поношенном ватнике, глаза горят, как у мальчишки-сорванца.
— Что ж ты расселась? — бросает с порога. — У нас сегодня политзанятия, поторапливайся!
Мечты Наджии о маленьком мальчике, играющем в люльке, вспугнуты, но она все еще точно дремлет, до краев налитая соками жизни.
— Подбирай космы! — командует Зарифа, отметив мельком красоту густых волос соперницы. — Одевайся, женщины уже моются.
Наджия делает слабое движение рукой: успеем, мол.
Зарифа закипает от нетерпения.
— Пошли скорее!
Идут они по весенним тропочкам по-разному: Наджия — вразвалку, словно утица, Зарифа стремительно. Кажется, сменить ей рабочие сапоги на легкие ичиги — и понесется она над землей, уже тронутой первой прозеленью, над берегом речонки, с зарослями верб, покрытых белыми мохнатыми почками.
В бане — большой полуземлянке — пахнет березовым листом, жарко даже в предбаннике. Отвернувшись, Наджия раздевается в уголке и, прикрываясь, идет в мыльную; ее радует, что там полутемно, да еще клубятся облака пара: на высоком полке отчаянно хлещет себя веником худенькая Дина Дронова, громко ахает от удовольствия. Жена Груздева закручивает узлом волосы, сверкая мокрыми локтями, и тоже лезет наверх — то ли собирается урезонить расходившуюся Дину, то ли самой захотелось попариться. Глядя на них, и беленькая крепышка Танечка берется за веник.
Налив воды, Наджия, осторожно ступая, несет ее к облюбованному месту на лавке, но вдруг чуть не роняет шайку: навстречу в полной красе — Зарифа. Остановилась, бесстыдница, у всех на виду, смеется, пошлепывая себя по бедрам, по-девичьи топорщатся смуглые груди. Ох, Зарифа, недаром срамили тебя в родном Урмане старые люди!
— Давай помогу!
Не дожидаясь ответа, она потянула к себе шайку Наджии, но та резко отстранилась, выплеснув воду на ноги юной озорницы. Со стороны казалось, что они поссорились, и Дина сказала Елене, растянувшись рядом с нею на полке:
— Наверно, наша Чингисханша приревновала своего супруга. Но Зарифа хоть кого с ума сведет.
Май — месяц зеленых трав — наполнил рощи, затененные молодой листвой, звонким зовом кукушек и щелканьем соловьев. Стоя в люльке, овеянной весенними ветрами, Ярулла посматривал по сторонам, любуясь расцветающей землей.
Шел подъем труб, и, как всегда, проворно действовала внизу маленькая группа людей. Ярулла каждого мог теперь оценить по заслугам: лихие на работу, крепкие дружные ребята.
Поставив очередную «свечу» за «палец», он обернулся на шум идущего трактора: Зарифа подвозила к буровой трубы обсадной колонны. Издали трактор походил на муравья, волокущего связку былинок, а шумел на всю округу.
Жаль, что Ярулла не мог разглядеть лица трактористки, на котором выражалась крайняя озабоченность: еще в начале пути от перевалочного пункта в моторе появился стук, и последние километры Зарифа вела машину, страшась, что она вот-вот откажет. Так и вышло: еле дотянув до буровой, трактор застучал еще громче, заглох и остановился. Спрыгнув с сиденья, Зарифа, не глядя на рабочих, приступила к разборке двигателя. Случилось то, чего она боялась: подплавились подшипники.
— Видать, отъездилась? — спросил Джабар Самедов. — Придется принять тебя в нашу бригаду… Пойдешь верховым вместо Яруллы?
Зарифа не приняла шутки.
«Хотя бы в другом месте застрять, а не на глазах у этих зубоскалов!» — думала она, вытирая тряпкой промасленные руки. — «Надо залить и расточить подшипники, но кто это сделает здесь?»
Какой беспомощной и жалкой чувствовала она себя возле выведенной из строя машины! Просто реветь хотелось, но трактористка изо всех сил старалась не показать своей растерянности. Яруллу она даже взглядом не удостоила.