Груздев и Тризна перевозки гужом знали отлично, но можно ли сравнить оборудование их вышек с буровой техникой структурщиков? Тут все во много раз меньше и легче.
Сидя возле вышечки на теплой земле, разведчики обсуждали свои дела. Щелгунов тоже был очень огорчен тем, что последняя скважина дала вместо нефти воду.
Впервые Алексей признался:
— Меджафаров предлагал мне в Баку остаться. Эх, ребята, город-то какой красивый сейчас! Идешь по улицам — сердце радуется. Мы говорим: трудно нам здесь. А им разве было легко, — бакинским комиссарам, расстрелянным осенью восемнадцатого года за Каспием? Сейчас они похоронены в нашей нефтяной столице, вечный огонь горит над их могилой… Кровью их были политы пески, и растут там теперь красные розы.
— Где ты видел розы?
— В Баку на кладбище. А когда я про те пески думаю, у меня дыхание останавливается от ненависти…
Помолчали, каждый по-своему переживая то, о чем говорил Алексей.
— Я хотел бы умереть только с оружием в руках, — сказал Щелгунов.
— И я! — подхватил Семен.
— В бою — это счастье, — согласился Груздев.
— Многие в труде чувствуют себя, как в бою. Похвалили человека — и он может горы своротить, — задумчиво продолжал Щелгунов. — Мы руководителями стали теперь — значит, нам надо по-хорошему использовать трудовую гордость людей.
Семен широко улыбнулся, обнял Груздева за плечи.
— Чувствуешь, руководитель? Ни разу не похвалили меня за мое старание! Минуты свободной не имею! Все я: геолог, чертежник, изобретатель, даже токарь и слесарь, а хоть бы лишним бубликом отметили!
На площадке в это время шла подготовка к подъему керна. Буровой мастер, явно недовольный приездом инженеров, отсыпая из банки пригоршню дробленого фарфора, искоса поглядывал на них. По мнению опытных буровиков, мелкие стеклышки, застряв между стенками колонковой трубы и цилиндром керна, заклинивают его и не дают ему потеряться при подъеме.
— Опять изоляторы со столбов сбили, — упрекнул мастера Щелгунов, заглянув в банку, которую тот, заботливо прикрыв, поставил возле насоса. — Ну какие вы, право, зловредные! Это преступление! Разорите телеграфные столбы, а я отвечай за вас!
Мастер заискивающе улыбался.
— Для дела ведь! Ну где чего взять?! Только грамм сто и засыпал стеклышка. Иначе нельзя: потеряешь, а потом прорабатывай по керну.
Багровый от неловкости, он стал завертывать крышку клапана на промывочном насосе, в который засыпал злополучное стеклышко.
— Надо усовершенствовать кернорватели, — сказал Семен. — Так мучаются люди…
— Еще как мучаемся-то! — обрадовался поддержке бригадир. — До всего своей головой доходим.
— Плохо доходите, если изоляторы со столбов сбиваете, — не сдавался Щелгунов и вместе со всеми направился в контору. — За все приходится отвечать, — говорил он по пути, — и за то, что нефти не оказалось в найденной структуре, и за то, что лекция сорвана на селе! Я в прошлом году принимал участие в раскулачивании, так теперь замучили выступлениями. Плохо, что языка местного не знаю. Христине моей легче: она татарка и запросто объясняется с жителями.
— Где она сейчас? — спросил Груздев, с дружеской симпатией относившийся к Хатире — жене Щелгунова, которую по-русски называли Христиной.
— В районную больницу увез вместе с сынишкой. Второго степняка родила моя учительша. — Лицо Щелгунова просияло в неудержимой, гордой и застенчивой улыбке. — Хоть и трудно с детишками, а интересно. Ждать лучших условий нам не приходится. У разведчиков вся жизнь на колесах.
Покружив по району, друзья вернулись на щелгуновский хутор. Вечером долго сидели во дворе у костра: пекли в горячей золе картошку, обломав с нее белые, немощные ростки, обсуждали со структурщиками, где закладывать новые буровые точки. Лежа на сеновале рядом с мгновенно уснувшим Семеном, Груздев смотрел сквозь пролет под тесовой крышей на звезды и думал: есть ли на других планетах разумные существа? Неужели и там ищут нефть и так же сбивают фарфоровые изоляторы со столбов, чтобы заклинить керн? Или не похожи на людей жители этих планет, иные у них страсти и заботы?..
Рано утром, когда лучи солнца коснулись стропил сеновала, во дворе поднялась шумная, как на пожаре, суматоха: крики, топот бегущих, скрип и хлопанье дверей.
В общем гомоне выделился крик:
— Щелгунова убили!
Алексей вскочил, разом очнувшись от сна, бросился к лестнице.
Дверь в тесовые сени была широко распахнута. Раздвигая толпу людей, набежавших в горницу, Алексей пробился вперед. У перевернутого стола, среди разметанных, залитых кровью бумаг лежал Денис, запрокинув обострившееся, странно побелевшее лицо.
— Видно, сонного они его… — сказал буровой мастер, которого Щелгунов пробирал накануне за сбитые изоляторы. — Вздремнул, сидя за столом, а сзади вдарили.
«Вот тебе „с оружием в руках!“ А у Хатири второй ребенок родился… — Груздев вспомнил смущенную улыбку Щелгунова. — Не успел порадоваться на детишек».
Семен Тризна, упав на колени, приподнял отяжелевшую голову Щелгунова.
— Ребята, да он еще живой!