А потом был фильм «Печки-лавочки». И вот настала пора писать музыку к картине, но Василий просил меня не торопиться. Он ждал поездки съемочной группы на Алтай.
– Там познакомлю тебя с одним человеком, – говорил Шукшин. – Есть у него, думаю, интересный материал для нашего фильма.
А познакомил меня с Федором Телелецких – музыкантом-самоучкой, ходившим по селам, игравшим на свадьбах, народных гуляниях. Местные жители рассказывали: многие песни Федя сочинял сразу. Экспромтом. А что касается музыкальной импровизации – оставалось только удивляться его неистощимой выдумке, чутью мелодии! После прослушивания Феди, которое Василий Макарович организовал прямо на съемочной площадке, мне стали понятны истоки прирожденной музыкальности самого Шукшина. Василий с детства буквально купался в тех песнях, которые звучали на его родине. Из сыгранного Федей-балалаечником меня очень поразила мелодия, по звучанию отдаленно напоминавшая «Славное море, священный Байкал». На Шукшина она также производила сильное впечатление.
– Вот из этой музыки, Паша, сделай что надо, особенно финал фильма, – посоветовал он. – Мелодия должна быть задумчивая, будто Ивана Расторгуева слушает сама земля, будто он разговаривает с ней.
Далее было самое трудное – написать музыку, отличающуюся простотой языка и вместе с тем наполненную сложными раздумьями. Я решил построить ее на нескольких интонациях, навеянных услышанным от сельского мужика. В этом смысле помощь Шукшина трудно переоценить.
Не пренебрегал Василий и моими советами. Перед съемками кинокартины мы вместе «дали добро» актеру, который не только блестяще сыграл в двух шукшинских фильмах, но и стал одним из лучших в сегодняшнем российском кинематографе. Кинокартина была еще в проекте, когда на студии имени Горького Шукшин попросил меня посмотреть одного актера: «Хочу, чтобы ты высказал мнение о его игре». Претендент на роль «Конструктора» уже ждал нас. И вот он бойко изъясняется на уголовном лексиконе. Демонстрирует особую манеру вести себя. Потом все строго по сценарию. Знакомится с Иваном и Нюрой. Наблюдая за игрой актера, я не мог отделаться от впечатления, что есть в его показе «конструктора» нечто обаятельное, мягкое...
– Какой-то у него вор получается интеллигентный, – заметил я, когда мы вышли посовещаться.
– Отлично! Так он и должен смотреться.
Лжеконструктора, вора сыграл в «Печках-лавочках» артист Георгий Бурков.
Для Шукшина-режиссера все компоненты, из которых слагается фильм, были одинаково важны. Поверхностный подход к работе над кинопроизведениями ему был чужд. Он избегал соблазнов: этот эпизод «вытяну» на игре актера, а следующий – на музыке или операторской съемке.
Музыка, песни – выразители души народной – были в каждом шукшинском фильме. И потому каждый фильм Василия Макаровича начинался своеобразным запевом, который вел зрителей к постижению содержания его кинокартин. И была у Шукшина любимая мелодия: вальс из «Калины красной», о котором он говорил мне: «В нем – моя родина. Судьба».
Как композитора и человека, много лет проработавшего рядом с Василием Макаровичем, меня можно спросить о том, какое место определял он в своих картинах музыке? Мне кажется, что без нее нет и самого Шукшина. Я не преувеличиваю. Песням, мелодии он отводил огромную роль в эмоциональном воздействии на зрителя. Он предельно точно и бережно относился к музыке, к ее подбору для картины. Из каждой своей поездки по стране обязательно привозил интересные песни, частушки. Приходил ко мне и говорил: «Ты послушай вот это. Каково. А?» Он, как завзятый фольклорист, собирал и хранил народные мелодии.
Шукшин, бывало, целые части монтировал под готовую музыку, то есть чем-то и поступался, а этого в кино почти не бывает... По правде, я до сих пор считаю его своим соавтором и в новых своих работах – ведь на всю жизнь привил он мне в музыке любовь к народной тематике...”