Том 5. Калина красная

Шукшин предложил мне снимать следующую его картину, основой которой должны были стать его рассказы «Чудик», «Миль пардон, мадам!» и «Вянет, пропадает». Картина называлась «Странные люди». Я искренне огорчился, что рассказ «Думы», который произвел на меня совершенно оглушительное впечатление, не вошел в сценарий. Я долго, как мог, эмоционально и сбивчиво уговаривал Василия Макаровича найти ему место. Шукшин хмуро молчал, вставляя иногда свое постоянное «Оставь!». Исчерпав запас убеждений, я уехал, условившись вернуться дня через три-четыре. Конечно, я не мог столько выдержать и через день поехал к нему домой, придумывая новые, как мне казалось, убедительные доводы в пользу «Дум». Василий Макарович выглядел усталым, вид был нездоровый, и я как-то сразу сник. Шукшин начал разговор сам: «Я долго думал. Ты был прав. Садись прочитай, я переписал!»

Я всеми силами старался скрыть свою радость, понимая, что в данный момент она, мягко говоря, неуместна. «Думы», «мои Думы» превратились в поразительную по силе философскую историю. Рассказ оброс новыми персонажами, поднял большущий пласт проблем, вызывал глубокие размышления. Он естественно завершал всю картину.

Мы начинали съемки в отличном настроении. Вскоре пришло известие – у Василия Макаровича родилась вторая дочь. Он ходил счастливый. Все наперебой придумывали имя. Хорошая погода, дружная группа – все обещало плодотворную работу.

Однажды в свободный от съемок день мы с Василием Макаровичем гуляли по Владимиру и зашли в магазин грампластинок. Продавался большой комплект с записями Шаляпина. Шукшин тут же его купил. В гостинице мы раздобыли проигрыватель, и Шукшин, забрав его, ушел к себе в номер. Вскоре у меня раздался телефонный звонок, Василий Макарович очень торопливым, взволнованным голосом попросил спуститься к нему. Я никогда не видел такого Шукшина. Чем-то взбудораженный, он резко расхаживал по комнате, покрасневшие глаза и постоянные вздрагивающие скулы выдавали его волнение. «Послушай!» – сказал он изменившимся голосом и включил проигрыватель.

Зазвучала песня в исполнении Федора Шаляпина – «Жили двенадцать разбойников, жил атаман Кудеяр, много разбойники пролили крови честных христиан!..» Шукшин сидел потрясенный. Он весь был во власти песни.

После того как пластинка кончилась, Василий Макарович снова нервно заходил по комнате. Я не помню сейчас точных слов, которые он буквально выкрикивал, но смысл был таков: «Вот, это настоящее искусство! А мы занимаемся черт-те чем! Хоть бы раз приблизиться к подобному!..» – и дальше в том же духе. Разговоры в тот момент были бессмысленны, и я ушел к себе в номер. Ночью снова раздался звонок – Шукшин попросил разрешения прийти и поговорить. Сначала он долго и сбивчиво убеждал меня, что мы делаем не то и не так. Потом, достав из кармана тетрадь, начал читать заново написанную вторую часть заключительной новеллы. Я сидел потрясенный. Вот они, «Думы»!.. Дают себя знать.

Мне все же думается, что нашей картине «Странные люди» «повезло» меньше других. Во-первых, сценарий претерпел в период съемки большие изменения. Главным образом это коснулось первой новеллы и было связано с продолжительной болезнью (тяжелое воспаление легких) Василия Макаровича и необходимостью завершать работу в Крыму, в Ялте. Второй причиной было то обстоятельство, что когда фильм был закончен, нашлось много «доброжелателей» и среди коллег, и среди принимающей редактуры, приложивших большое старание к тому, чтобы многие мысли автора были сглажены и приглажены...”

Из воспоминаний Павла Чекалова

“Познакомил нас на просмотре рабочего материала кинокартины «Люди и звери» Сергей Герасимов. Он предложил Шукшину, готовившемуся снимать первую свою полнометражную ленту «Живет такой парень»:

– Василий, ты композитора ищешь? А что если тебе с моим попробовать? (я был автором музыки обсуждавшегося фильма)

Поначалу все у нас шло не то, чтобы гладко... Шукшин буквально изумил меня несколько странной задачей. Вот что Василий Макарович выбрал в качестве «сквозной» музыкальной темы для фильма. Он напел: «Есть по Чуйскому тракту дорога, много ездит по ней шоферов...» Ну каково было мне, получившему консерваторское образование, привыкшему к определенному академизму в музыке, сделать центральной мелодией фильма какую-то замусоленную песенку. Все это показалось и странным и... страшным. Один текст чего стоит!

– Вот и прекрасно, вот и освободите ее от всякой шелухи, – Шукшин заметно разволновался. – К чистоте грязь всегда пристает. А песню – народ складывает.

То, что представлялось мне спорным, в итоге оказалось одной из находок для кинокартины. Материал оказался настолько благодатным, мелодия стала музыкальным стержнем экранного повествования и лирической темой Пашки Колокольникова.

Василий пригласил меня и на следующий фильм – «Ваш сын и брат». Василий Макарович выбрал для будущей киноленты мелодию старинной песни «Чтой-то звон».