Читаем Том 5. Калина красная полностью

Василий Макарович рассказывал два эпизода, которые должны быть в кинофильме (в романе их нет). Первый. Ларька начал подозревать одного из разинцев в недостаточной преданности Степану Тимофеевичу. Ларька заманивал его в лес, выпытывал, как тот относится к Разину, и, не удовлетворившись ответами, избивал. Ларька давал понять, что это только цветочки, а ягодки будут впереди: если он не станет «человеком Разина» до мозга костей, его ждет смерть.

Ларька Тимофеев оказывался последним, исключая самого Разина, кого зритель видел бы на экране. И вторая сцена – прощание. Восстание разгромлено. Идет погоня, отряд постепенно тает. Все понимают, что главный, за кем охотятся, – Разин, да и сам он, конечно, это знает. В последний момент Ларька говорит ему:

– Мне люба жизнь, я хочу в ней еще погулять, попить вина, попаясничать. Я люблю баб, деньги! Ты, батя, прости меня... – они обнялись, и Ларька покидал Разина одного.

Такой могла стать драматическая роль Ларьки Тимофеева, которая убила бы Пашку Колокольникова.

Не довелось...

Весной 1973 года Василий Макарович позвонил:

– Лень, приезжай завтра на «Мосфильм» – покажу свою картину.

На следующий день я увидел только что законченную «Калину красную». Не буду говорить о том потрясении, какое я испытал, скажу лишь о двух-трех эпизодах. На экране Шукшин несколько раз разговаривает с березами. Как с реальным действующим лицом. На равных. Но что такое береза? Величайший символ русской земли. Поставь рядом с березами другого актера, который вот так же начнет с ними говорить, и я боюсь, это окажется фальшивым, будет шокировать зрителя. А вот Шукшин имеет право общаться с березами. Он говорит с ними – и я ему верю.


А еще вспомнилась одна его фраза. Дело было на Алтае, на Чуйском тракте, где мы снимали «Живет такой парень». Тогда в кадре требовалось солнце, а несколько дней подряд лили дожди. И Василий Макарович и все мы нервничали, все ждали, что погода наладится, а она не ладилась никак. И вот здесь – в какой-то раздумчивости, не конкретно мне, а как бы задавая вопрос самому себе, Шукшин вдруг сказал:

– Неужели моя земля меня подведет?..

В трудную минуту обратился он за помощью к родной земле, и она его не подвела – на редкость щедро вдруг стало светить алтайское солнце.

Но тогда я мало знал Шукшина, и слова его показались мне выспренними. Только много позже я понял, что он имел на них право: Василий Макарович был сыном родной земли – плоть от плоти ее...”

Из воспоминаний Валерия Гинзбурга

“Мы познакомились на съемках фильма «Когда деревья были большими». В то время те, кто не были близко связаны с Василием Шукшиным, видели в нем лишь актера, внезапно ярко и неповторимо вошедшего в кинематограф. Я не знал в то время, что он окончил режиссерский факультет ВГИКа. А рассказы писателя Василия Шукшина, опубликованные в журналах «Новый мир» и «Октябрь», никак не связывались с именем актера Шукшина. Так уж это было!


Я впервые увидел Шукшина на съемочной площадке. Слегка раскачиваясь, он прошел к сидящему в стороне и репетировавшему с актерами постановщику фильма Льву Кулиджанову. Было жарко, все были легко, по-летнему одеты, поэтому полувоенный костюм – пиджак поверх какой-то гимнастерки, брюки, заправленные в сапоги, кепка выглядели на Шукшине как «игровые», хотя и очень естественно подходившими к облику «нашего» председателя колхоза. Я тихо сказал художнику по костюмам, что мне очень нравится, как одели актера. На это получил ответ: «Мы его еще не одевали. Он так приехал».

Во время съемок я приглядывался к удивительно органичному, но, как мне в то время казалось, малообщительному актеру. Его поведение возбуждало любопытство. Каждую свободную минуту, когда он не был занят в кадре, Шукшин отходил немного в сторону и, привалившись к перилам парома или просто присев тут же на землю, вынимал тетрадь и начинал что-то писать...

Мы мало общались в то лето с Шукшиным. Наше общение ограничивалось тогда приветствиями да короткими деловыми репликами во время съемки, поэтому весьма неожиданным показалось мне предложение Василия Макаровича снимать с ним его первую самостоятельную картину «Живет такой парень».


Перейти на страницу:

Все книги серии Шукшин В.М. Собрание сочинений в шести книгах

Похожие книги

Первые шаги
Первые шаги

После ядерной войны человечество было отброшено в темные века. Не желая возвращаться к былым опасностям, на просторах гиблого мира строит свой мир. Сталкиваясь с множество трудностей на своем пути (желающих вернуть былое могущество и технологии, орды мутантов) люди входят в золотой век. Но все это рушится когда наш мир сливается с другим. В него приходят иномерцы (расы населявшие другой мир). И снова бедствия окутывает человеческий род. Цепи рабства сковывает их. Действия книги происходят в средневековые времена. После великого сражения когда люди с помощью верных союзников (не все пришедшие из вне оказались врагами) сбрасывают рабские кандалы и вновь встают на ноги. Образовывая государства. Обе стороны поделившиеся на два союза уходят с тропы войны зализывая раны. Но мирное время не может продолжаться вечно. Повествования рассказывает о детях попавших в рабство, в момент когда кровопролитные стычки начинают возрождать былое противостояние. Бегство из плена, становление обоями ногами на земле. Взросление. И преследование одной единственной цели. Добиться мира. Опрокинуть врага и заставить исчезнуть страх перед ненавистными разорителями из каждого разума.

Александр Михайлович Буряк , Алексей Игоревич Рокин , Вельвич Максим , Денис Русс , Сергей Александрович Иномеров , Татьяна Кирилловна Назарова

Фантастика / Советская классическая проза / Научная Фантастика / Попаданцы / Постапокалипсис / Славянское фэнтези / Фэнтези
Время, вперед!
Время, вперед!

Слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика. Настоящее издание стремится заявить особую предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики, которая была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Это уникальный исторический пример государственной управленческой интервенции в область культуры.Авторы попытались оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.Книга адресована широкому кругу читателей – культурологам, социологам, политологам, историкам и всем интересующимся советской историей и советской культурой.

Валентин Петрович Катаев , Коллектив авторов

Культурология / Советская классическая проза