Том 5. Калина красная

К нам, актерам, прошедшим большую театральную школу, и к молодым, только начинавшим свой путь, Шукшин относился с неизменным доверием, и «работу» вел исподволь, избегая указаний, пространных толкований и всяческой навязчивости. Никогда не говорил актеру как играть, раскрывая, что он хотел бы от актера. Слова «я вижу», «мое видение» не употреблял. Вообще стертых слов, профессиональных терминов в его лексиконе не было. Работа с актерами шла все время, хотя ее никто не замечал и как работу не воспринимал. А результаты были отменные.

Многих поражала естественность игры Лени Куравлева в роли Пашки. Но пришел-то Куравлев на съемочную площадку «зажатым». Сейчас это даже трудно себе представить, настолько свободной кажется жизнь Куравлева в образе Колокольникова. Хорошо помню, как Василий Макарович, обняв Леню за плечи, что-то говорил ему тихо-тихо, о чем-то просил, уговаривал, успокаивал. После таких бесед Куравлев преображался: застенчивый, скованный, он становился лихим, самонадеянным, но и бесконечно добрым Пашкой. Мне кажется, что Шукшин на много лет вперед «зарядил» Л.Куравлева творческой энергией. В лучших ролях этого актера часто проглядываются «шукшинское», расцвечивая образ множеством жизненных красок. Полагаю, то же самое происходит с каждым актером, кто хоть раз был осчастливлен встречей с Василием Макаровичем.

Иной раз он приходил на съемку усталый, хмурый. Но настроения своего актерам не показывал, никогда не срывал свою боль, раздражение на них. Правда, некоторым нерадивым членам съемочной группы в таких случаях от него доставалось – в гневе он был невоздержан, как это бывает иной раз с людьми тихими, даже стеснительными, но обладающими повышенной эмоциональностью.

У него я готова была играть даже самую маленькую роль, крохотный эпизод, реплику. С радостью приняла его предложение сыграть роль жены председателя колхоза в новелле «Думы», вошедшей в фильм «Странные люди». Об этой своей работе говорить не буду, но о Всеволоде Санаеве скажу: убеждена, что здесь он достиг вершин актерского мастерства. Драматургия и режиссура Василия Макаровича дали В.Санаеву такой простор действий, пищу для размышлений, что образ обрел редкую глубину. Вообще, эта новелла представляется мне кинематографическим шедевром, где истинно шукшинское выразилось, может быть, с наибольшей полнотой. В каждой фразе, в каждом слове здесь воистину судьба человеческая.

Снимали новеллу «Думы» ранней весной. Однажды что-то не ладилось с аппаратурой, Василий Макарович прилег на землю. Я подошла к нему, говорю, что простыть можно. А он отвечает, что с малолетства любит в небо смотреть и что, мол, лежа на спине, это всего удобнее, так как ничто, кроме ветвей и галок, неба не закрывает. Потом он предложил, вернее, попросил: «Споем что-нибудь, Нина Афанасьевна». Спели мы с ним одну песню, потом другую. А потом каждый вечер стали собираться в гостинице, в его номере, и пели: он первым голосом, я – вторым. Пел Василий Макарович самозабвенно, отрешившись от всего, растворясь в песне, и только благодарно смотрел на меня, когда я, вторя ему, улавливала его интонацию и слегка подчеркивала ее. Уходить от него никогда не хотелось...

Последний наш разговор с Василием Макаровичем – мой телефонный звонок ему по поводу восхитившего меня «Материнского сердца». Говорю, что вещь просится на экран и что для себя лучшей роли я и представить не могу. Он подумал, потом сказал, что кое-что должен переписать и поправить и что обязательно мы с ним еще много и славно поработаем.

Не суждено было...”

Из воспоминаний Леонида Куравлева

“Летом 1960 года мне позвонила ассистент режиссера и пригласила приехать на «Мосфильм» в киногруппу. Вот тогда-то я впервые сказал Василию Макаровичу «здрасьте», войдя в его кабинет.

Фильм «Из Лебяжьего сообщают» был дипломной работой Шукшина (я тоже в этом году окончил ВГИК). В фильме я играл Сеню Громова – тракториста, мечущегося по всему району в горячую пору страды в поисках дефицитного коленчатого вала.

По сути, Сеня Громов – эскиз к будущей роли Пашки Колокольникова из фильма «Живет такой парень»: наивный, никогда не унывающий, сообразительный, добрый. Сене Громову я навек благодарен за то, что он познакомил меня с Василием Макаровичем Шукшиным.

Это был маленький фильм о большом зле – бюрократизме, который тормозит саму жизнь. Всего несколько слов было сказано по радио: «Из Лебяжьего сообщают, что план...» И т.д. и т.п. Словом, все в порядке. А Шукшин показал, что стоит за этим «все в порядке». Уже тогда он умел точно увидеть главное в характере явления, сделать срез, пусть с болью, но в самом точном месте. Я наблюдал его, вслушивался в то, что он говорит... Я только начинал «наполняться» им. Режиссер Шукшин учил меня правде, человек Шукшин учил меня оберегать ее трепетно, осторожно, как самое хрупкое существо, как только что народившегося ребенка. Нечаянно сделаешь этому ребенку в одном месте больно, а он уже и весь нездоров.