Том 5. Калина красная

Сидела приятная молодая женщина с гитарой. Сидел около телефона некий здоровый лоб, похожий на бульдога, упорно смотрел на телефон. Сидели четыре девицы с голыми ногами... Ходил по комнате рослый молодой парень, поглядывал на телефон... Сидел в кресле Губошлеп с темными зубами, потягивал из фужера шампанское... Еще человек пять-шесть молодых парней сидели кто где – курили или просто так.

Комната была драная, гадкая. Синенькие какие-то обои, захватанные и тоже драные, совсем уж некстати напоминали цветом своим весеннее небо, и от этого вовсе нехорошо было в этом вонючем сокрытом мирке, тяжко. Про такие обиталища говорят, обижая зверей, – логово.

Все сидели в каком-то странном оцепенении. Время от времени поглядывали на телефон. Напряжение чувствовалось во всем. Только скуластенькая молодая женщина чуть перебирала струны и негромко, красиво пела, хрипловато, но очень душевно:

Калина красная,
Калина вызрела,
Я у залеточки
Характер вызнала.

Характер вызнала,

Характер – ой какой,
Я не уважила,
А он пошел к другой...
А я...

Во входную дверь негромко постучали условным стуком.

Все сидящие дернулись, как от вскрика.

– Цыть! – сказал Губошлеп. И весело посмотрел на всех. – Нервы, – еще сказал Губошлеп. И взглядом послал одного открыть дверь.

Пошел рослый парень.

– Чепочка, – сказал Губошлеп. И сунул руку в карман. И ждал.

Рослый парень, не скидывая дверной цепочки, приоткрыл дверь... И поспешно скинул цепочку, оглянулся на всех...

Дверь закрылась.

И вдруг за дверью грянул марш. Егор пинком открыл ее и вошел под марш. На него зашикали и повскакали с мест.

Егор выключил магнитофон, удивленно огляделся.

К нему подходили, здоровались... Но старались не шуметь.

– Привет, Горе (такова была кличка Егора – Горе).

– Здорóво.

– Отпыхтел?

Егор подавал руку, но все не мог понять, что здесь такое. Много было знакомых, а были не просто знакомые – была тут Люсьен (скуластенькая), был, наконец, Губошлеп – их Егор рад был видеть. Но что они?

– А чего вы такие все?

– Ларек наши берут, – пояснил один, здороваясь. – Должны звонить... Ждем.

Очень обрадовалась Егору скуластенькая женщина. Она повисла у него на шее... И всего исцеловала. Глаза ее, чуть влажные, прямо сияли от неподдельной радости.

– Горе ты мое!.. Я тебя сегодня во сне видела...

– Ну-ну, – говорил счастливый Егор. – И что я во сне делал?

– Обнимал меня. Крепко-крепко.

– А ты ни с кем меня не спутала?

– Горе!..

– А ну, повернись-ка, сынку! – сказал Губошлеп. – Экий ты какой стал!

Егор подошел к Губошлепу, они сдержанно обнялись. Губошлеп так и не встал. Весело смотрел на Егора.

– Я вспоминаю один весенний вечер... – заговорил Губошлеп. И все стихли. – В воздухе было немножко сыро, на вокзале – сотни людей. От чемоданов рябит в глазах. Все люди взволнованы – все хотят уехать. И среди этих взволнованных, нервных сидел один... Сидел он на своем деревенском сундуке и думал горькую думу. К нему подошел некий изящный молодой человек и спросил: «Что пригорюнился, добрый молодец?» – «Да вот... горе у меня! Один на земле остался, не знаю, куда деваться». Тогда молодой человек...

Зазвонил телефон. Всех опять как током дернуло.

– Да? – вроде как безразлично спросил парень, похожий на бульдога. И долго слушал. И кивал. – Все сидим здесь. Я не отхожу от телефона. Все здесь, Горе пришел... Да. Только что. Ждем. Ждем, – похожий на бульдога положил трубку и повернулся ко всем. – Начали.

Все пришли в нервное движение.

– Шампанзе! – велел Губошлеп.

Бутылки с шампанским пошли по рукам.

– Что за ларек? – спросил Егор Губошлепа.

– Кусков на восемь, – сказал тот. – Твое здоровье!

Выпили.

– Люсьен... Что-нибудь... снять напряжение, – попросил Губошлеп. Он был худой, спокойный и чрезвычайно наглый, глаза очень наглые.

– Я буду петь про любовь, – сказала приятная Люсьен. И тряхнула крашеной головой, и с маху положила ладонь на струны. И все стихли.

Тары-бары-растабары,
Чары-чары...
Очи-ночь.
Кто не весел,
Кто в печали –
Уходите прочь!

Во лугах, под покровом ночи,

Счастье даром раздают!
Очи, очи...
Сердце хочет:
Поманите – я пойду!
Тары-бары-растабары...

Опять зазвонил телефон. Вмиг повисла гробовая тишина.

– Да? – изо всех сил спокойно сказал Бульдог в трубку. – Нет, вы ошиблись номером. Ничего, пожалуйста. Бывает, бывает, – Бульдог положил трубку. – В прачечную звонит, сука.

Все пришли в движение.

– Шампанзе! – опять велел Губошлеп. – Горе, от кого поклоны принес?

– Потом, – сказал Егор. – Дай я сперва нагляжусь на вас. Вот, вишь, тут молодые люди незнакомые... Ну-ка, я познакомлюсь.

Молодые люди по второму разу, с почтением подавали руки. Егор внимательно, с усмешкой заглядывал им в глаза. И кивал головой и говорил: «Так, так».

– Хочу плясать! – заявила Люсьен. И трахнула фужер об пол.