Том 5. Кому на Руси жить хорошо

Суровый и рассерженный,
Громовым грозным голосом
Игнатий кончил речь.
Толпа вскочила на ноги,
Пронесся вздох, послышалось:
«Так вот он, грех крестьянина!
И впрямь страшенный грех!»
– «И впрямь: нам вечно маяться,
Ох-ох!..» – сказал сам староста,
Опять убитый, в лучшее
Не верующий Влас.
И скоро поддававшийся
Как горю, так и радости,
«Великий грех! великий грех!» –
Тоскливо вторил Клим.

Площадка перед Волгою,

Луною освещенная,
Переменилась вдруг.
Пропали люди гордые,
С уверенной походкою,
Остались вахлаки,
Досыта не едавшие,
Несолоно хлебавшие,
Которых вместо барина
Драть будет волостной,
К которым голод стукнуться
Грозит: засуха долгая
А тут еще – жучок!
Которым прасол-выжига
Урезать цену хвалится
На их добычу трудную,
Смолу, слезу вахлацкую, –
Урежет, попрекнет:
«За что платить вам много-то?
У вас товар некупленный,
Из вас на солнце топится
Смола, как из сосны!»

Опять упали бедные

На дно бездонной пропасти,
Притихли, приубожились,
Легли на животы;
Лежали, думу думали
И вдруг запели. Медленно,
Как туча надвигается,
Текли слова тягучие.
Так песню отчеканили,
Что сразу наши странники
Упомнили ее:

Голодная

Стоит мужик –
Колышется,
Идет мужик –
Не дышится!

С коры его

Распучило,
Тоска-беда
Измучила.

Темней лица

Стеклянного
Не видано
У пьяного.

Идет – пыхтит,

Идет – и спит,
Прибрел туда,
Где рожь шумит.

Как идол стал

На полосу,
Стоит, поет
Без голосу:

«Дозрей, дозрей

Рожь-матушка!
Я пахарь твой,
Панкратушка!

Ковригу съем

Гора горой,
Ватрушку съем
Со стол большой!

Всё съем один,

Управлюсь сам.
Хоть мать, хоть сын
Проси – не дам!»

* * *