Сад наполнен пляшущими женами, подругами Лаодамии, и чужими. Их неистовые движения разрывают ткани одежд. Мелькают все чаще обнаженные тела, смуглые или темные от загара; в полумраке все они кажутся белыми. Восходит луна. Свет ее часто закрыт тучами — то прояснеет, то опять совсем темно. Видны взмахи ветвей в руках жен.
Хор.
(Строфа VII)Повинуясь лунным чарам,Мы помчимся,Закружимся,И в безумстве бурно-яром,Пламенеющее телоОбнажая смело,Предадим ударам.Кличем, мчимсяИ кружимся,Повинуясь лунным чарам.Все чаще и чаще взмахи рук, держащих ветви. Слышны удары веток о нагие тела, вскрики, визги и стоны внезапной боли.
(Антистрофа VII)В час полночного раденьяБыстро мчимсяИ кружимся,И в восторге исступленьяПламенеющее телоОбнажаем смело,Вольного мученьяНе боимся,Мчимся, мчимсяВ час полночного раденья.Хоровод сближается тесно. Объятия и поцелуи перемежаются с неистовыми ударами ветвей.
(Строфа VIII)Руки смелые мелькают.Боль внезапна и остра.Поцелуи чьи-то тают.Сладко, больно мне, сестра.Стон и визг от острой боли,Брызжет кровь, —Не боюсь внезапной боли!Все в моей безумной воле, —Кровь, и слезы, и любовь.Хоровод сливается на короткое время в широкий круг жен, которые мчатся одна за другою, ударяя одна другую ветвями. Все обнажены, кроме двух, которые отходят в сторону.
(Антистрофа VIII)Звонки тонкие удары,Визг менад и тонкий свист.Боль, восторг, и кровь, и чары.Круг мелькающий лучист.Быстры ноги, быстры руки,Брызжет кровь.Вы быстрей мелькайте, руки!Все мое: восторг и муки,Пляска ночи и любовь.К концу антистрофы хоровод развертывается и мчится в туманное поле. Звуки пения и пляски постепенно удаляются. Две женщины, отделившиеся от пляшущих, заботливо оправляют одежды и говорят тихо.
Первая.Мне страшно. Не уйти ли?
Вторая.И я боюсь. Они обезумели.
Первая.Рвут на себе дорогие и нарядные одежды, — а в чем потом будут ходить на собрания? Купцы из Тира когда еще приедут, а наши рабыни такие ленивые и неискусные.
Вторая.Великая скорбь отуманила разум царицы. Жалко смотреть мне было на нее, как она пляшет, неистовая, с пламенными взорами, безумные выкрикивает слова, и последние куски одежды упадают с ее прекрасного тела.
Первая.Да, горюет, а сама хитрая — шерстяной надела хитон, да и то не свой, а рабыни своей Ниссы, — его и не жаль ей разорвать. А на подругах дорогие сидонские ткани. Такие глупые.
Слышно, что пляшущие приближаются. Пение и бубен ближе и громче, хотя слова еще невнятные.
Вторая.И боли не чувствуют, а уже кровь проступила на их телах.
Первая.Что тело! Была бы цела одежда, а пролить сколько-нибудь крови для очистительного обряда хорошо, — угодно богам и царице и полезно для здоровья. Но этого наряда мне жалко, я пойду домой.
Вторая.И я. А царица не обидится?
Первая.Ей не до нас. Да и без нас много. Какие-то чужие набежали, бесстыдные и неистовые. О нас и не вспомнят. Надо бы только поискать сандалии — они у меня совсем мало ношеные и очень красивые, — да где их найдешь в такой суматохе.
Вторая.Придем за ними завтра.
Уходят.
Хор в туманном поле.
(Строфа IX)