Том 5. Наука и просветительство

Рим называется просто «город» (глава 1). В нем три сословия: сенаторы (аристократия), всадники (богатая буржуазия) и народ. Гражданские должностные лица назывались магистратами; отслужив год высоким магистратом, сенатор получал в управление одну из провинций (как Целий – Африку). Военачальники – командиры легионов, римских полков, – назывались легатами; орлы на древках были знаменами легионов. Легионы были пешим войском с небольшими конными отрядами; «топот бесчисленных копыт» караковых (темно-гнедых) коней – анахронизм. Победоносное войско справляло триумф – торжественное шествие через Рим с добычей и пленными; но триумф над парфянами в главе 9 вымышлен.

Из построек города Рима названы Капитолий, главный холм с древними храмами богов; Пантеон, большой купольный храм «всех богов», выстроенный за 100 лет до времени действия; цирк, место для скачек; «новый амфитеатр» – знаменитый Колизей; табуляриум – здание государственного архива, пострадавшее в войне за Рим при воцарении Веспасиана. «Кампанья» как общее название окрестностей Рима – не античный, а итальянский термин. Остия – гавань Рима в устье Тибра; Байи – модный тепловодный курорт близ Неаполя; Сибарис в южной Италии назван по ошибке, он был уже 600 лет как разрушен.

Историк Корнелий Тацит на самом деле в это время был еще молод и свои «Анналы» (не мемуары!) о временах Нерона стал писать лишь лет через тридцать; но действительно, он запомнился как суровый критик современных нравов и мастер «сжатого и точного» стиля. Остальные персонажи рассказа вымышлены. Имя Агриколы заимствовано из одноименного сочинения Тацита, имя Ветулия – из стихотворения Пушкина «К Лицинию».

600 тысяч сестерций долга Аппиева отца – цифра условная; собственно, по указу Клавдия, подтвержденному Веспасианом, сын вообще не должен был отвечать за долги отца. Образовательные поездки в Грецию были у состоятельных римлян обычны (Афины, Коринф; Милет как центр ораторского искусства назван, видимо, ошибочно вместо Родоса). Коринфская медь (будто бы с примесью золота) считалась самой лучшей. Стеклянные сосуды, очень дорогие, были в это время новинкой. Обсидиан – горное стекло, он шел только на мелкие резные поделки. Пеплум – греческая женская одежда с заколками на плечах. Игра в шахматы – анахронизм. Taedium Vitae – отвращение к жизни, ведущее к самоубийству: эти слова встречаются у Корнелия Непота в I веке до н. э., но крылатым выражением становятся только в новое время.

Сирены, пением завлекающие моряков, – образ из «Одиссеи»; обычно изображались с девичьими головами и туловищами хищных птиц (не рыб). Палица фессалийского героя – видимо, ошибка: палицей был знаменит только Геркулес, герой фиванский и аргосский. «Геркулес на распутьи» – известная притча о том, как он делает выбор между пороком и добродетелью. «Богиня» в главе 6 – Венера, муж ее – бог-кузнец Вулкан, любовник – бог войны Марс, урод-сын – бог сладострастия Приап; Венере уподоблена Нигрина, Вулкану – Целий, Марсу – Публий.

Кардинал Биббиена (Бернардо Довици, 1470–1520) – советник папы Льва Х, дипломат, гуманист, драматург (подражатель Плавта). Эразм считался лучшим латинским стилистом своего времени, поэтому критика от его лица в предисловии начинается с языка: «золотой» считалась латынь Цицерона и Вергилия (I в. до н. э.), «серебряной» – I–II вв. н. э., «оловянная латынь» – вообще не термин. Лукиан, греческий эссеист и сатирик II века, любимый гуманистами, назван как тип легкомысленного скептика: жанр и стиль его сочинений не имеют ничего общего с «Сабинулой».

К СТАТЬЕ М. БЕРГА «ГАМБУРГСКИЙ СЧЕТ» 248

Aux Saumaises futurs préparer les tortures.

(кажется, из Буало)

Статья М. Берга представляет серьезный интерес для будущих филологов. Как правило, филологи не знают, из каких побуждений вверенные им писатели прошлого писали свои сочинения: все упоминания о славе и деньгах в их стихах и прозе суть уже литературные мотивы, связанные с действительностью лишь косвенно, а читать прямо в душе у Пушкина или Софокла мы не имеем надежных средств. В «Гамбургском счете» нам предлагается очерк структуры писательского тщеславия, работающей хотя бы в одном секторе современной словесности. Можно думать, что в других секторах – например, в массовой литературе – критерии успеха преобладают другие, но оттуда деклараций мы пока не имеем.