Том 5. Наука и просветительство

После панихиды по С. С. Аверинцеву 21 апреля 2004 года, на которой Михаил Леонович и я стояли у самых дверей и вместе вышли, я попросила его дать интервью студентам-классикам. Студенты слушали мой спецкурс по истории изучения античности в России XX века, и такие беседы-интервью с филологами-классиками старших поколений входили в условия зачета. Я понимала, что едва ли следующему курсу выпадет удача поговорить с Михаилом Леоновичем. Думаю, он тоже это понимал и сразу согласился. Беседовали с Гаспаровым две студентки, Юля Вольфман, которая сейчас учится на 5 курсе257, и Аня Пастушкова, уже окончившая в этом году университет. После интервью Михаил Леонович посетовал на то, что студентам придется мучиться с расшифровкой, и предложил приготовить для них ответы на вопросы письменно. Получилось два варианта, друг от друга отличных: расшифровка интервью и ответы на список вопросов, которые М. Л. сгруппировал по своему усмотрению, так что получились связные воспоминания. Каждый вариант имеет свои достоинства. В первом привлекателен сам диалог разных поколений, спонтанность ответов, то, что иначе не назовешь, как живостью. А по вопросам «невпопад» хорошо видно, что изменилось в дисциплине и отношении к ней за полвека. Во втором меньше случайного и больше сюжетов, уже излагавшихся в автобиографических частях «Записей и выписок» и в ответах на анкету, составленную Н. С. Автономовой258. Однако многое изложено подробней и с новыми деталями, которые Михаил Леонович припомнил уже после интервью. В расшифровку интервью были внесены минимальные исправления и минимальные комментарии, включающие имя, отчество и годы жизни упоминаемых учителей и коллег. Практика показывает, что такая элементарная информация небесполезна для младших в цехе. Собственноручные ответы Михаила Леоновича печатаются по его тексту, переданному студентам «для зачета», и тоже снабжены минимальными комментариями.

– Чем Вы руководствовались в выборе темы в Институте мировой литературы?

– Чтобы тема была похожа на модные слова. Модные слова менялись, сейчас я с лету не все их вспомню. Одно время должно было упоминаться слово «концепция», в другое время – другие. Главная забота была маскировать и делать вид, что это не сборник бессвязных статей, а коллективный труд. Сейчас такие проблемы устарелыми кажутся или еще нет?

– Думаю, нет. Сейчас свои модные слова.

– Это я замечал.

– Что Вы можете сказать о Вашем секторе в ИМЛИ?

– Соболевский259 формировал сектор по одному твердому принципу – чтобы люди были нескучные, поэтому из всех остальных секторов ИМЛИ на нас смотрели с безумной завистью. Но качество научной работы от этого несколько страдало, потому что нравственные добродетели с интеллектуальными добродетелями не всегда совмещаются.

– В МГУ кафедра называется «классическая филология» – именно филология, – а у нас, например, «античная культура». Существует ли «классическая филология» или следует говорить о более или менее общей науке об античности? Считается, что в нее должен включаться весь комплекс наук об античности.

– А это уже тяжелая проблема – нащупывание золотой середины между крайностями, которых все равно не вместить. И нащупывание золотой середины – это, к сожалению, не наука, а искусство. Так что все зависит от того, кто командует кафедрой и нащупывает направление, причем это не только нас касается. Я только что был на большой конференции при кафедре славистики в американском университете, кафедра хорошая, руководитель – замечательный ученый, очень занят: борется, чтобы кафедра оставалась кафедрой славянской филологии и не становилась кафедрой славянской культуры. Какие перекосы при той или другой формулировке возникать могут, вы по собственному опыту представлять можете.

– Скажите, среди всех тем, которые Вы изучали, какая Ваша любимая тема или автор?

– Гораций.

– Оды или всё?

– Да, честно говоря, оды, хотя писал я про «Поэтику»260.

– А из греческой литературы?

– А там я более робкий и, что важнее, просто недостаточно знаю и чувствую язык, чтобы по-разному ощущать авторов. Так как я с помощью французских гимназических изданий перевел Пиндара, то некоторую привязанность к нему сохранил, но, боюсь, я не имею на нее права. Сейчас отрывок из Пиндара я буду, как ребус, разгадывать.

– А по какому принципу Вы выбирали для переводов тексты? По личной предрасположенности?