Том 5. Наука и просветительство

Сын известного московского врача, он провел привольную молодость богатого студента, ездил на каникулы и на Принцевы острова, и в Тунис, после Московского университета год учился в Гейдельберге и Берлине. По-русски это называлось «белоподкладочник»; но люди, знавшие братьев Ярхо, с удивлением говорили: «Григория можно было так назвать, а Бориса – никому не приходило в голову». Готовясь к приват-доцентуре, он привез из‐за границы запас материалов для 18 (!) спецкурсов; разработан этот материал был так, что упоминавшиеся исследования «Мансанг» и «Юный Роланд» (каждое было новым словом в науке) представляли собой лишь по одному разделу из двух курсов. С 1915 года он преподавал в Московском университете – сперва приват-доцентом, потом профессором. Свой первый курс – по скандинавской литературе – он для верности записал заранее от слова до слова. Но в 1921 году филологический факультет был расформирован. С 1922 года он был членом московской Государственной академии художественных наук (ГАХН), заведовал там подсекцией всеобщей литературы, кабинетом теоретической поэтики и комиссией художественного перевода. То немногое, что он напечатал после революции, было напечатано в изданиях ГАХН. Но в 1930 году ГАХН был распущен. Это было нечто вроде клуба московской гуманитарной интеллигенции, зарабатывать приходилось на стороне. Ярхо преподавал языки и стилистику в быстро переименовывавшихся вузах того времени, работал в БСЭ, три года служил экономистом в ВСНХ. После последнего увольнения в 1933 году жил, по существу, только переводами. В 1935‐м был арестован по известному делу о Большом немецко-русском словаре, захватившему немалую группу московской интеллигенции. Приговор по тому времени был мягкий: три года ссылки в Омске. После этого – два года без работы, жизнь в 100 км от Москвы в памятном городе Александрове, тщетные попытки опубликовать «Методологию», в 1940–1941 годах – наконец-то место «исполняющего обязанности профессора» по кафедре всеобщей литературы в Курском пединституте, работа над незавершенным исследованием по сравнению поэтики «Слова о полку Игореве» с западноевропейскими эпосами. Здесь его застает война. Вместе с институтом он эвакуирован в Сарапул. Здесь, голодной и холодной поздней осенью 1941 года, за считаные месяцы до смерти, он пишет драму «Расколотые».

Это не первое его упражнение в драматической форме. Еще до революции он с братом писал комические пьесы для «Летучей мыши» и других театров малых форм. Две из них, «Вид из нашего окошка» и «Верный Иаков», были напечатаны в пражской «Воле России» (1924, № 6 и 1925, № 6–7) за подписью «Б. де Люнель»: этот же трубадурский псевдоним встал потом и над «Расколотыми». Сюжеты были библейские, действующие лица в «Виде…»: Адам, Ева, Лилит, ангелы, дьяволы, софистический искуситель; в финале – гром и молния, голос Божий («сразу со всех сторон»): «Адам, где ты?» Стилизаторское искусство Ярхо выработалось на переводах: еще в 1925 году он написал для группового подношения к юбилею М. Волошина десять блистательных стихотворных поздравлений от лица Калидасы, Эгиля Скаллагримссона, Гильена Аквитанского (NB), Спиридона Дрожжина и проч.289 Главная тема новой пьесы – откуда в мире зло? Вопрос естественный после такой жизни, какую пришлось ему прожить. Религиозен он не был, женат он не был («я не имею права жениться, пока не уверен, что прокормлю семью»), – выговариваться о Боге и о любви ему пришлось в первый раз. Просветленная концовка «Расколотых» после мрачного вступительного стихотворения – это преодоление душевным и умственным трудом тягот жестокого существования.

«Расколотый» мир между Богом, творцом всего духовного, и дьяволом-Сатанаилом, творцом всего плотского, – представление манихейское, сложившееся в христианстве под влиянием иранского дуализма. В VII веке оно жило у сирийских павликиан, в X веке перекинулось к болгарским богомилам, в XI веке стало распространяться в южной Европе; здесь, в южной Франции, приверженцы его получили прозвище «катары», «кафары» – по-гречески «чистые» (связь с catus, «кот» – народная этимология). Многие феодалы поддерживали в своих владениях катарство – аскетизм этих «еретиков» и отрешенность их от всего земного делали из них более удобных соседей, чем церкви и монастыри, крепко держащиеся за свои земли. Искоренить эту «ересь» удается только через сто лет – жестоким карательным походом из северной Франции в 1209–1213 годах. Покамест же Тимофей из «Расколотых» (лицо вымышленное), болгарин, провел молодость в придунайских степях («пустее»), учился в Софии (Средеце) у «дедеца», главы богомильской церкви, а в пору гонений, поднятых против богомилов константинопольским императором, уехал на Запад, принятый в свиту Гильеном Аквитанским, возвращавшимся из крестового похода.