Том 5. Переводы. О переводах и переводчиках

Первым делом — привет передаст тебе это посланье,
Аттик, из гетской земли, незамиренной досель;
А во-вторых, разузнает о том, как жив ты, чем занят
И меж занятий своих помнишь ли, друг, обо мне?
⁵

Не сомневаюсь, что помнишь, но знаешь ведь сам, опасеньеЧасто наводит на нас и неоправданный страх.
Так извини же меня, что я через меру опаслив, —
После крушенья пловец робок и в тихой воде;
Рыба, крючком рыбака хоть раз уязвленная скрытым,
¹⁰ В каждом съедобном куске станет страшиться крючка;
Часто овца далекого пса принимает за волка
И убегает сама из-под защиты своей;
Раненым нашим телам и мягкое страшно касанье —
Так и страдальческий дух страхам подвержен пустым.
¹⁵ Вот потому-то и я, не в меру гонимый судьбою,
Сердцем, истерзанным в кровь, властен лишь чувствовать боль.
Ясно уже для меня, что судьба не собьется с дороги,
Будет ее колесо той же катить колеей;
Боги сами следят, чтоб не выпало мне послабленья,
²⁰ И не помогут слова, как я судьбу ни моли.
Хочет она меня погубить и, упорствуя в злобе,
Свой позабыла она прежний изменчивый нрав.
Трудно моим поверить словам о моих злоключеньях,
Но умоляю, поверь молвящим правду устам:
²⁵ Ты перечислишь скорей колосья в степи кинифийской
Или в Гиблейских горах стебли тимьяновых куп,
Скажешь, сколько в выси крылатых крыльями машет,
А в океанских волнах скрыто чешуйчатых рыб,
Нежели сможешь назвать все муки, какие изведал
³⁰ Я и на твердой земле, и над морской глубиной!
Нет на круге земном народа грубее, чем геты,
Но и они над моей погоревали судьбой.
Если бы я захотел излить тебе всю мою память —
Долог был бы рассказ, как илионская песнь,
³⁵ Вот откуда мой страх. Не ты, конечно, мне страшен,
Тысячекратно свою мне доказавший любовь, —
Просто всегда боязлив кто много изведал несчастий,
А для меня уж давно счастье захлопнуло дверь.
Горе мое в привычку вошло. Как падают капли,
⁴⁰ Твердый камень долбя частым паденьем своим,
Так и мне за ударом удар наносит Фортуна,
Не оставляя уже свежего места для ран.
Меньше изъезжен плитняк на дороге, что вымостил Аппий,
Меньше тупится сошник, в жесткой влачась борозде,
⁴⁵ Нежели сердце мое истоптано бегом несчастий,
Ибо ни в ком и ни в чем не было помощи мне.
Дар благородных искусств, столь многих возвысивший к славе,
Только мне одному бедственной пагубой стал.
Вся моя прежняя жизнь была прожита непорочно,
⁵⁰ Но оправданьем моим это служить не могло.
Многим прощалась вина, когда появлялся заступник, —
Но для меня одного голос защиты молчал.
Многие легче справлялись с бедой, представ перед нею, —
Я же был далеко в час, когда встала гроза.
⁵⁵ Страшен Цезаря гнев, когда он безмолвствует даже, —
Мне же суровая речь тягостней делала казнь.
Время для бегства бывает сносней — а мне из пучины
Бурный грозился Арктур после заката Плеяд.
Даже зимой кораблям порой выпадает затишье —
⁶⁰ Я же средь злобных зыбей горше страдал, чем Улисс.
Верность достойных друзей могла облегчить бы несчастье —
Нет: их коварной толпе сам я добычею стал.
Мягче изгнанье в иных краях — но этого края
Хуже не видывал мир ни под какою звездой.
⁶⁵ Близость к отчим местам бывает порой утешеньем —
Я же томлюсь вдалеке, там, где кончается свет.
Даже изгнанники в мире живут под цезарским лавром —
Здесь же, в понтийской земле, смежный свирепствует враг.
Благо тому, кто может свое возделывать поле, —
⁷⁰ Здесь же, пред вражьим лицом, празден над почвою плуг.
Теплый воздух порой ласкает нам тело и душу —
А на сарматских брегах царствует вечный мороз.
Пресная даже вода для нас — завидная сладость:
Здесь мы болотную пьем с солью морской пополам.
⁷⁵ Нет у меня ничего. Но способна душа к одоленью,
Даже и телу она силы умеет придать,
Чтоб не склонить головы под бременем давящей доли,
Ибо расслабить себя — значит согнуться и пасть.
А у меня еще есть надежда, что время поможет
⁸⁰ Цезарю гнев свой смягчить: это спасает мне жизнь.
И в ожиданье моем немалое мне утешенье —
Вы, моя горстка друзей, верных и в тяжкой беде.
Будь же таков, как ты есть, не покинь пловца среди моря
И, сохраняя меня, веру свою сохрани.