Том 5. Переводы. О переводах и переводчиках

Э. — Молвите, женщины: не в порыве ль
⁸⁴⁵

Безумья Орест ушел из дома?X. — Нет: пошел он на аргосское вече,
Где спор о жизни:
Жить вам или умереть вам.
Э. — Ах, злополучный! С чьего совета?
⁸⁵⁰ X. — Пиладова. Но взгляни: поспешает
Вестник с вестью о твоем брате.
В. — Несчастное, достослезное чадо
Агамемнона, чтимая Электра,
Недобрые приношу я тебе вести.
⁸⁵⁵ Э. — Горе! Смерть мне! Молви
Дурные вести, с которыми пришел ты.
В. — Пеласги порешили, что Орест, брат твой,
И ты, красавица, умрете сегодня.
Э. — Горе! Исполнились ожиданья,
⁸⁶⁰ От которых я исходила плачем.
Но какой был спор, какие были речи
Нам в приговор на смертную участь?
Скажи, старик, что отнимет душу
У меня и у несчастного брата?
⁸⁶⁵ Камни в руках или острое железо?
В. — Шел я из села к городским воротам,
Хотел узнать о тебе и брате,
Потому что смолоду благодарен
Агамемнону, выросши в вашем доме,
⁸⁷⁰ И хоть беден, но дружбы не забываю.
Гляжу, народ стекается к всхолмью,
Где когда-то Данай правил суд с Египтом,
И все места занимает толпою.
Видя это, спрашиваю кого-то:
⁸⁷⁵ «Что нового в Аргосе? Не враги ли
Всполошили вызовом Данаев город?»
А он: «Не видишь разве Ореста?
Бороться ему не на жизнь, а на смерть».
И тут я вижу (а лучше бы не видеть!):
⁸⁸⁰ Орест и Пилад шагают рядом,
Один понурый, изможденный болезнью,
Другой по-братски сострадающий другу,
Добрым уходом помощный в хвори.
Когда собрание стало полным,
⁸⁸⁵ Встал глашатай: «Кто хочет слова,
Казнить или нет матереубийцу Ореста?»
Тут встал Талфибий,
С твоим отцом ходивший на Трою.
Он, привыкший водиться с вождями,
⁸⁹⁰ Надвое говорил: Агамемнона славил,
Но Ореста не хвалил, искусно вплетая
Дурные слова про новый обычай
Управы с отцами и матерями, —
А сам посматривал на друзей Эгисфа.
⁸⁹⁵ Таков уж род их: всякий глашатай
Льнет к сильнейшим: для них любезны
Лучшие люди в городе и державе.
За ним говорил Диомед владыка —
Ни тебе, ни сестре не желал он смерти,
⁹⁰⁰ А желал угодного богам изгнанья.
Иные всплескали хорошей речи,
Иные молчали.
Тогда встает
Лихой наглец с крутым языком,
То ли аргосец, то ли не аргосец,
⁹⁰⁵ Вольною речью крикливый и грубый,
Отменный убедитель на все дурное,
Сладкий речью, коварный мыслью,
Толпе приятный, а городу вредный.
Лишь те, кто добрые дают советы,
⁹¹⁰ Хоть не сразу, а в пользу бывают людям:
Из таких и нужно искать вождей,
Потому что один и тот же почет —
Облеченному властью и гласящему речь.
А этот встал и призвал каменьем
⁹¹⁵ Казнить тебя и твоего брата,
А Тиндар ему подсказывал речи.
Но тут словам его встает противник —
Муж, лицом неприглядный, но крепкий,
Редко заглядывающий в город и на площадь,
⁹²⁰ Сам себе труженик, опора града.
Непорочный, незапятнанный в жизни, —
Когда захочет, он искусен и в слове.
Он сказал: Агамемнонова Ореста
Должно венком увенчать за то, что
⁹²⁵ Он отмстил за отца и убил злодейку.
Если бы не он, то к чему походы,
Когда за спиною пустые домы,
А те, кто блюдет их, впадает в слабость
И вводит жен в прелюбодеянье?
⁹³⁰ Хорошим людям понравились его речи,
Но никто ни слова.
Тогда Орест
Начинает: «Владетели Инахийской
Земли, потомки Пеласга и Даная,
Ведь я за вас, а не только за отца
⁹³⁵ Казнил свою мать. Если мужеубийство
Станет дозволено для жен, то все вы
Будете жертвами жен или рабами:
Сделайте должное, поступите иначе!
Я убил изменницу отчего ложа —
⁹⁴⁰ Если теперь вы меня убьете,
То конец закону и каждый под угрозой,
Потому что наглость — не редкость в женах».
Хорошо он говорил, но с толпой не сладил:
Одолел другой, худой увещеватель,
⁹⁴⁵ Стоявший за казнь тебе и брату.
С трудом Орест избежал каменованья,
Обещав своею рукой зарезать
И себя и тебя до заката солнца.
Сейчас Пилад ведет его из собранья,
⁹⁵⁰ Сам в слезах, и спутники плачут
От великой жалости, потому что
Видеть это — горшего горько.
Готовь же меч или петлю на горло,
Чтобы больше не видеть света:
⁹⁵⁵ Ни знатный род тебе не подмога,
Ни Феб-губитель с треножника в Дельфах.