Том 5. Путь к большевизму

Пришлось пару слов сказать Любимову. Он, конечно, обрадовался, когда узнал, что я перехожу к коммунистам. Я тотчас отправился в редакцию. К счастью мое заявление о выходе из группы анархистов не было еще отпечатано. Оно было такого содержания: «Заявляю о своем выходе из местной группы анархистов, так как не схожусь с группой по целому ряду крупнейших вопросов, главным образом, по вопросам об отношении к Советам и партии коммунистов-большевиков». Теперь, после того как мною было заявлено некоторым товарищам-большевикам о твердом желании войти в партию, не было нужды дальше таиться. Я воспользовался тем, что заявление еще не было отпечатано, и взамен ранее данного, дал новое, следующего содержания:

«Заявляю о своем выходе из группы анархистов и о вступлении в организацию коммунистов-большевиков».

Это заявление сегодня появится на страницах «Рабочего Края». Будут вопросы, насмешки, подозрения… все будет. Но раз твердо решившись, — я сделал свое. Были колебания, была неуверенность, но события, размышленья гнали меня неизбежно к берегу коммунизма. Не хватало только смелости заявить открыто. Теперь все кончено. Теперь Дм. Фурманов коммунист-большевик.

* * *

Чувствую еще некоторую растерянность, нетвердость, словно после оглушительного удара. Я еще не соображу всего разом, никак не взвешу, не обдумаю. Произошло ведь со мной событие колоссальной важности: я причастился того учения, которое не осмеливался назвать своим, выполняя его самым усердным образом в течение всей революции. Теперь я повеселел, сделалось легко, свободно. Войти с головой в новую среду я еще не могу, как-то робею. Я даже не смею еще назвать себя коммунистом-большевиком. Слишком ново, слишком торжественно, значительно.

Хочется работать, работать, работать. Откуда-то взялись новые силы, новая бодрость, огромное желание без устали трудиться.

8 июля 1918 г.

Вечером 6-го уехал в деревню, где был до утра 8-го. Но и там все мучили, терзали думы, — так ли, правильно ли сделал? Не ошибиться бы в чем… 8-го, тотчас же по приезде, пришлось проводить на фабрике митинг по поводу открытия детских столовых, на организацию которых необходимо было сделать с рабочих единовременное отчисление в размере полдневного заработка. Митинги по всем фабрикам были. Успех малый.

— Вы там сыты и руки греете около теплых-то мест, а нам только подавай, да подавай отчисления. Нет, уже, благодарим, мы и сами, без вас сумеем купить…

И море голов заволновалось. Женщины-пролетарки в большинстве своем голосовали за столовые. Вопрос был отвергнут. Между прочим, подали записку:

«Почему это вы перешли к большевикам? Подозрительно».

Что подозрительно? Видимо, товарищ думает, что я был в группе для шпионажа, что ли — не знаю. Вот они — горькие для меня вопросы и подозрения начинаются. Значит, загуторили, заговорили, судят-пересуждают. И, верно, не хвалят: очень уж стремительно, очень уж легкомысленно, как мальчишка, скакал из одной партии в другую. Непростительно это. Даже и на лицах большевиков, которые, несомненно, рады новому активному работнику в партии, мне чудится ироническая улыбка. Вот сегодня на митинге язык не повернулся сказать: «мы, коммунисты», даже слово «власть» еще не могу произносить легко, — так меня затянула осторожность и лавирование в период бытности в группе. На деле мы осуществили власть, а на словах боялись ее и даже слова самого чурались. Теперь обман окончен, но он еще имеет силу надо мною, его скоро не вытравишь.

— Смелее, смелее, — повторяю я себе непрестанно. — Много еще будет испытаний, — терпи. Ты ведь подошел к партии коммунистов не в медовый месяц ее октябрьско-ноябрьских побед, когда пол-России ушло за большевиками… Тогда не диво было, что к ней, победительнице, шли на поклонение, ее почитали за лучшую; тогда это было в порядке вещей. А ты подходишь, прикасаешься к ней, как раз в период тягчайших страданий, которые она переживает. Ты к ней подошел не как к торжественной победительнице, а как к мученице. Независимо от объективных условий, она взяла тебя и притянула к себе. Ты в ее власти, как это ни ново. Будь тверд, смел и спокоен.

* * *

— Убили Мирбаха… — Что за этим последует?

— Задержали левых социалистов-революционеров, — что за этим последует?

— Голодно, голодно… Что будет дальше?

9 июля 1918 г.

Все коммунисты призваны под ружье. Имеются голоса о вооружении не только коммунистов, но и вообще надежных рабочих (В. Я. Степанов). В казармах армейцы, как пчелы — все рабочие, старые знакомые, с которыми работаю всю революцию. Пришло человек пятьсот. Выдано обмундирование, вооружение, часть немедленно же, в 1 час ночи, отправляется в Ярославль (150 чел.). Оттуда уже есть раненые (прибыло 7 чел.).