Читаем Том 5. Путь к большевизму полностью

Ярославль горит и разрушается. Там расстреляно до трехсот гвардейцев, противившихся Совету. Муром занят. Близ Костромы занят какой-то городишко. Мы все на ногах и готовы к бою. Но в неизбежность боя не верим. Думаем, что все обойдется и без него. Если удастся ликвидировать Ярославльское восстание — все будет спасено. Не будет тогда дел ни в Рыбинске, ни в Вологде.

Снова переживаем корниловские, красновские дни. То же волнение, та же горячка.

17 июля 1918 г.

Статья передо мной, увы! — ненаписанная.

Ее еще надо написать, создать, эту мифическую статью. Необходимо. Но устал я. Вот четыре-шесть пустых часов впереди, а писать не могу. Сесть не могу, думать, напрягаться не могу. Тошно, скучно, вяло стал я жить последнее время. Видимо, переутомился. Хочется чего-нибудь легкого — стихов, что ли, аль «романов», хочется ягод, фруктов, поцелуев, — словом, чего-нибудь такого, что не заставляло бы думать и думать без конца. Необходимо отдохнуть.

Статья моя должна была бы осветить роль интеллигенции в текущей революции. На фоне общей картины колебания и нетвердости, случайности и эпизодичности интеллигентской работы можно было бы зарисовать и факт собственного, постепенного оформления и прояснения. Можно было бы дать хорошие иллюстрации… Время идет. Мысли бледнеют, многое забывается, теряет остроту. Не написанной остается статья… И нельзя уйти. Мы должны быть на местах до-последней минуты. Впрочем, возможен отпуск. Подкрепление необходимо.

1 октября 1918 г.

Вслед за мною в партию коммунистов перешли: Зильберт, Топоров, юрист Смирнов с женой, бывший комиссар юстиции П. Соколов, заведывающий статистическим отделом Губсовдепа Озеров, правый эсер, студент Вячеслав Иванов.

Все убедились, все поняли, что революционеры собрались только по ту сторону баррикады, в лагере коммунистов. Все остальное — явно или тайно идет против или тянет назад. Я окончательно успокоился и чувствую себя твердо. Несколько недель уже состою секретарем окружного комитета партии. Веду широкую работу и чувствую себя так, словно занимаюсь ею долгие годы.

* * *

13 сентября было партийное собрание в Шуе. Поставлены были на обсуждение вопросы повестки дня областной конференции. Настроение приподнятое, ощущается желание расширить, раздвинуть партийную работу. Всего присутствовало человек тридцать — тридцать пять. Заседание было прервано известием о каких-то выстрелах. Разом поднялось человек десять красноармейцев и куда-то побежали. Тревога оказалась фальшивой, напрасной. Закончилось заседание глубокой ночью. Обращено было должное внимание на конструкцию партийного аппарата. Секретарем выбран т. Сахаров, молодой, вполне приличный работник.

22-го был уездный съезд коммунистов в Кинешме. Всего собралось до трехсот человек. Среди других вопросов был и вопрос об арестованных экс-работниках Совдепа, комитета и других организаций. Заседание длилось почти непрерывно семнадцать часов — с 2 час. дня до 7 час. утра. Вопрос об арестах занял десять часов. Принята резолюция о жестокой расправе с виновными, с объявлением конфискации имущества, доклад был сделан мною. Доклад, видимо, взбудоражил и дал богатую пищу разговорам о партийной дисциплине, организации сочувствующих и проч. Кинешма гостей встречала по-хорошему. Организовали чай, бутерброды, обеды по недорогой цене. Все семнадцатичасовое заседание было сплошным напряжением и ожиданием чего-то страшного. Ожидалась оппозиция обвинению арестованных, так сказать, защита грабежа, бандитизма и проч. Но «защитники» перепугались, закусили языки, увидели, что дело неладно и обстоит грозно. Цветкову, Савенкову и Зельдину грозит расстрел. Съезд прошел с большим подъемом.

27-го в Лежневе было проведено заседание партийной ячейки, которая существует вот уже несколько месяцев и до сих пор не утверждена. Всего набирается человек двадцать пять. У некоторых имеются вполне достаточные рекомендации. Я обещал утвердить ячейку в ближайшие дни (в понедельник, 30-го, делегаты были уже в комитете).

Среди присутствующих товарищей царило необыкновенное оживление. Их обидела невнимательность окружного комитета, который до сих пор не утвердил их ячейки. Высказывают большое желание работать.

Отдохнув часа полтора-два, провели лекцию на тему: «Как борются рабочие и крестьяне за социализм». Зал бывшего Кокушинского дома был переполнен, на улице за бортом осталось человек сто — сто пятьдесят. Лекция, продолжавшаяся два с половиной часа, была выслушана при гробовом молчании, с большим, видимо, интересом. После лекции учитель, лет сорока, в очках, по виду педант и брюква, — пожал руку и сказал:

— Кабы почаще такие беседы, — мы все бы сделались большевиками.

Перейти на страницу:

Все книги серии Фурманов Д.А. Собрание сочинений

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза