Читаем Том 5. Рукопись, найденная в ванне. Высокий замок. Маска полностью

Немало бы дал я, чтобы выяснить, улучшилось ли мое положение. Мне казалось, что да, но слишком многое этому противоречило. За то, что Эрмс был готов меня отравить — ибо я не сомневался насчет содержимого ампулы, — я отнюдь не был на него в претензии. Несколько хуже выглядело дело о старичке в золотых очках. Я вовсе не был уверен, что оно уже окончательно с меня снято. Во всяком случае, в будущем оно, похоже, не грозило особыми неприятностями. Был куда более серьезный повод для тревоги: инструкция. Меня тревожило даже не то, что она поразительно напоминала протокол моих хождений по Зданию, — и даже моих мыслей. В конце концов, я, возможно, все еще оставался объектом испытания, и, хотя Эрмс категорически это отрицал, он сам признался потом, что нашу беседу надо понимать не буквально, что это шифр, а значит, отсылка к чему-то еще, апелляция к другим, не названным прямо значениям, которые незримо витали над ней. Хуже всего было другое. В глубине души я начинал сомневаться в самом существовании инструкции. Правда, я внушал себе, что ошибаюсь, что моя подозрительность безосновательна, ведь если бы меня не собирались послать с Миссией исключительной важности, никто бы мною не интересовался и не подвергал испытаниям. Ведь никакой вины за мной не было, и я ничего бы тут, собственно, не значил, если б не это неожиданное назначение, которое постоянно отсрочивалось, приостанавливалось и наполовину подтверждалось снова.

Если бы я мог в ту минуту задать один, всего лишь один вопрос, я спросил бы: чего от меня хотят? Чего от меня хотят на самом деле? Любой ответ я принял бы с облегчением, любой, кроме одного...

Офицер за столом всхрапнул ужасающе. Я вздрогнул. Высморкавшись, он заглянул в платок, потом спрятал его, посапывая с полуоткрытыми, опухшими губами.

Дверь открылась. Вошел высокий, сутулый, худой офицер. Было в нем что-то — что именно, затрудняюсь сказать, — из-за чего он казался штатским человеком, переодетым в мундир. В руках он держал очки и, остановившись за шаг до меня, быстро завертел ими.

— Вы ко мне?

— К господину Прандтлю из Отдела шифров, — ответил я, чуть приподнявшись.

— Это я. Я капитан. Не вставайте, прошу вас. Речь идет о шифрах, да?

Этот слог прозвучал как направленный в меня выстрел.

— Да, господин капитан...

— Можно без званий. Чаю?

— С удовольствием...

Прандтль подошел к маленькой дверце и из высунувшейся оттуда руки принял подносик с двумя уже наполненными стаканами. Поставив его на стол, он надел очки. При этом лицо его, худое и вызывающее, как-то сосредоточилось, все в нем заняло исходные позиции и застыло.

— Что такое шифр? — спросил он. — Что вам об этом известно?

Своим металлическим голосом он словно бил по чему-то твердому.

— Это система знаков, которую при помощи ключа можно перевести на обычный язык.

— Да? А запах розы, к примеру, — шифр это или нет?

— Нет, ведь он не является знаком чего-то еще, а просто самим собой. Если бы он означал что-то другое, то мог бы, в качестве символа, стать частью шифра...

Я отвечал оживленно, довольный тем, что могу продемонстрировать способность к правильному мышлению. Толстый офицер наклонился в мою сторону, так что мундир у него на животе, переполнившись жиром, покрылся складками; казалось, пуговицы вот-вот отлетят. Я, не обращая на него внимания, глядел на Прандтля, который снял очки и снова вертел ими; лицо его приняло рассеянный вид.

— А как, по-вашему: роза пахнет просто так или с определенной целью?

— Ну... она может заманивать запахом пчел, которые ее опыляют...

Он кивнул.

— Так. Перейдем к обобщениям. Глаз превращает луч в нервный шифр, а мозг расшифровывает его как свет. Но сам луч? Не взялся же он ниоткуда. Его послала лампа или звезда. Информация об этом содержится в его структуре. Можно ее прочитать...

— Где же тут шифр? — перебил я. — Ни звезда, ни лампа ничего не пытаются скрыть, тоща как шифр скрывает свое содержание от непосвященных.

— Да?

— Но это же очевидно! Все дело в намерениях отправителя информации.

Я замолчал и протянул руку за чаем. В нем плавала муха; минуту назад ее там наверняка не было. Неужели ее бросил толстяк? Я посмотрел на него. Он ковырял в носу. Я выловил муху ложечкой и бросил на блюдце. Раздался стук. Я дотронулся до нее. Она была из дутого металла.

— В намерениях? — сказал Прандтль. Он надел очки. Толстяк — беседуя со своим наставником, я старался не упускать и его из виду, — посапывая, рылся в карманах, а его лицо приобретало все более помятый вид. Шея спереди походила на воздушный шар. Он вызывал настоящее омерзение.

— Вот луч, — продолжал Прандтль. — Его послала какая-то звезда. Какая? Большая илн маленькая? Горячая илн холодная? Какова ее история, ее будущее? Можно ли об этом узнать по ее излучению? .

— Можно, обладая необходимыми знаниями.

— А знания — что это такое?

— Что такое?

— Ключ. Так ведь?

— Ну... — я помедлил с ответом. — Излучение — все же не шифр.

— Нет?

— Нет, потому что никто не укрыл в нем этой информации... впрочем, так мы придем к выводу, что шифром является все.

Перейти на страницу:

Все книги серии Лем, Станислав. Собрание сочинений в 10 томах

Похожие книги

Вихри враждебные
Вихри враждебные

Мировая история пошла другим путем. Российская эскадра, вышедшая в конце 2012 года к берегам Сирии, оказалась в 1904 году неподалеку от Чемульпо, где в смертельную схватку с японской эскадрой вступили крейсер «Варяг» и канонерская лодка «Кореец». Моряки из XXI века вступили в схватку с противником на стороне своих предков. Это вмешательство и последующие за ним события послужили толчком не только к изменению хода Русско-японской войны, но и к изменению хода всей мировой истории. Япония была побеждена, а Британия унижена. Россия не присоединилась к англо-французскому союзу, а создала совместно с Германией Континентальный альянс. Не было ни позорного Портсмутского мира, ни Кровавого воскресенья. Эмигрант Владимир Ульянов и беглый ссыльнопоселенец Джугашвили вместе с новым царем Михаилом II строят новую Россию, еще не представляя – какая она будет. Но, как им кажется, в этом варианте истории не будет ни Первой мировой войны, ни Февральской, ни Октябрьской революций.

Александр Борисович Михайловский , Александр Петрович Харников , Далия Мейеровна Трускиновская , Ирина Николаевна Полянская

Фантастика / Современная русская и зарубежная проза / Попаданцы / Фэнтези
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Жизнь за жильё. Книга вторая
Жизнь за жильё. Книга вторая

Холодное лето 1994 года. Засекреченный сотрудник уголовного розыска внедряется в бокситогорскую преступную группировку. Лейтенант милиции решает захватить с помощью бандитов новые торговые точки в Питере, а затем кинуть братву под жернова правосудия и вместе с друзьями занять освободившееся место под солнцем.Возникает конфликт интересов, в который втягивается тамбовская группировка. Вскоре в городе появляется мощное охранное предприятие, которое станет известным, как «ментовская крыша»…События и имена придуманы автором, некоторые вещи приукрашены, некоторые преувеличены. Бокситогорск — прекрасный тихий городок Ленинградской области.И многое хорошее из воспоминаний детства и юности «лихих 90-х» поможет нам сегодня найти опору в свалившейся вдруг социальной депрессии экономического кризиса эпохи коронавируса…

Роман Тагиров

Современная русская и зарубежная проза